Люся немного успокоилась, и из нее высыпалась дельная мысль:
– А с Катериной еще проще. Во сколько твой наследник на службу убегает? К восьми? А внучку тебе к десяти обещали привести. Так ты в девять позвони и скажи, что тебя срочно вызывает режиссер, Лидочка – человек мягкий, она не станет тебя по рукам и ногам связывать. А что это у тебя за планы такие, куда детям нельзя?
Василиса уже расслабилась, вальяжно устроилась в кресле и, нещадно колотя себя по скулам (изгоняя защечный целлюлит), рассказала про разговор с соседкой убиенной Риммы. Потом, стыдливо румянясь, вспомнила:
– Если бы ты знала, Люсенька, как меня тискал ее бесстыдник муж! Ощупал всю, стыдно сказать! Ах, каких бы пощечин я ему отпустила, если бы не была в бессознательном состоянии! Ей-богу, я понимаю эту рогатую Терезу!
– А я вот не совсем… – о чем-то раздумывала Люся. – Странно, она столько времени с тобой говорила о Римме, кстати, ее фамилия Рудина, Римма Рудина. Так вот, она о ней столько говорила и ни разу не насторожилась? Почему она не сказала тебе, что девушка погибла? Не может быть, чтобы о ее смерти не узнали соседи.
– Опять же, Пашка говорил про огнестрел, значит, милиции известно о гибели Рудиной… – тоже призадумалась Василиса. – Странно, а почему соседка ни разу не сказала про то, что у Риммы есть сын? Нет, Люсь, мне кажется, Пашка совсем не это дело расследует.
– А что, по-твоему, у нас на каждом шагу молодых женщин стреляют? Чего зря гадать, завтра я у мачехи Риммы все узнаю, у меня с ней встреча.
Люся тоже выложила все новости, которые узнала от Наташи Бедровой. Василису особенно удивило, что Кислицын оказался настолько близок потерпевшей.
– Нет, ты посмотри, а я и не догадалась, старею, что ли? Раньше я такие тонкости за версту чуяла. Нет, завтра же побегу на пробежку… трусцой… с препятствиями… в самом деле, надо же как-то сохранить молодость!
Люся ничего на это не сказала, она молча постелила постель и задумчиво улеглась на кровать.
– Вась, а про какой театр ты весь вечер Пашке жужжала? Ты что, в самом деле собралась играть откровенные сцены?
– Кто б меня еще взял… – бурчала Василиса, тоже укладываясь спать. – Просто наша потерпевшая играла в драмкружке, и нам нелишне было бы туда наведаться, все же какая-никакая, а новая ниточка. К тому же я давно чувствую в себе талант Людмилы Целиковской. В пятницу репетиция, ты должна быть обязательно.
Люся не спорила. Она уже давно поняла: спорить с подругой – дело крайне неблагодарное, все равно останешься в дураках.
Утром Люся никак не могла проснуться, а в уши назойливо лезло чье-то бурчание. И бурчал мужчина:
– Мам, я подумал, чего тебе до десяти ждать, я сам на работу, а Катюшу к тебе, все равно ей в восемь на английский…
– А чтоб вы скисли! – слышался приглушенный голос Василисы. – И не жалко вам ребенка в такую рань по английским?.. Хоть бы в каникулы выспаться дали.
Потом что-то хлопнуло, мужской бас исчез, зато зазвенел детский голосок.
– Баб, а ну его ко всем чертям, английский, давай лучше спать ляжем.
– Что это за слова!! Чтобы я не слышала больше ни о каких чертях!! А про английский правильно, ну его к чертям, давай спать.
Голоса утихли, и Люся снова провалилась в дрему. Ей снился морской залив, она ни разу в жизни не бывала на море, но во сне точно знала – это он! Она нежилась на песке, была высокой, молодой блондинкой, в стильном ярком купальнике… Вот только что она вылезла из воды, а в купальнике у нее застряла противная мокрая медуза. Медуза тыкалась по всей Люсе и даже покушалась на лицо!
– Бры-ы-ысь!! – трубно заорала от ужаса Люся и пробудилась от собственного крика.
Никаким морем и не пахло, Людмила Ефимовна нежилась в постели, и, слава богу, по ней ползала не медуза – это Малыш настойчиво звал хозяйку на прогулку.
– Буди! Малыш, буди Люсю! – слышалось рядом. – Буди!
Так и есть – верная подруженька Вася опять мешала Люсе жить! Не так давно Василиса, неизвестно с какой головной боли, выучила щенка препротивной команде «Буди!». Уроки проходили так: выбиралось время, когда Люся доверчиво спала, и давалась команда: «Буди! Буди Люсю!» Вот ведь дурь! Малыш заскакивал на кровать и пытался мохнатой мордой пролезть под одеяло. Если же Люся по наивности пыталась «проснуться» раньше, то есть сбежать с полигона дрессировки, Малыш в азарте запрыгивал на нее всей тушей и опрокидывал обратно в подушки. Это была самая любимая команда ушастого озорника.
Вот и сейчас он старательно пытался влезть под одеяло весь, поэтому про сон Люсе пришлось забыть.
– Сейчас, сейчас… – уныло продирала Люся глаза, засовывая ноги в тапки. – Что ж это тебя Васенька не вывела?
– А Васенька с дитем сидит, – появилась в дверях Василиса. – Дохлый твой план оказался, Люся. Пашка нас в два счета раскрутил. Вон, Катюшу привез, когда еще восьми не стукнуло. Ирод, ребенка на английский потащил…
– Неужели на английский? В такую рань…
– Да не беспокойся, Катенька отсыпается. Пусть девчонка сегодня у меня поспит, все равно нам в театр только завтра, – махнула рукой Василиса и пошла на кухню готовить завтрак.
После прогулки пришлось Люсю срочно кормить и собирать на задание. Вообще-то подруга уверяла, что и сама может собраться, но доверять ей в таком деле Василиса побоялась: все же Людмила шла не абы куда, а на рынок, встречаться с мачехой Риммы, а торговцы люди непредсказуемые, кто знает, может, с Люсенькой и разговаривать-то не захотят. Нет, обряжать Люсю нужно было только Василисе.
– Вася, если ты меня опять вырядишь как идиотку, я никуда не пойду, – капризничала Люся. – Зачем ты отбираешь у Малыша этот старый пуховик? Ты же знаешь, он всегда его зубами дерет! То есть… ты хочешь, чтобы я его надела? Вася, но он же у нас у порога лежал!
– Люся! Не кривляйся! После порога мы его два раза уже стирали! – категорично заявляла Василиса Олеговна. – Ты должна идти на рынок в пуховике, там все так одеваются, а людям не нравится, если кто-то выделяется из общей массы, это я тебе как психолог говорю!
– А можно я надену свое пальто? – все же не могла смириться Люся.
– Можно. Но тебе никто не раскроет душу. А тебе надо, чтобы раскрыли!
– Глядя на меня в этом пуховике, можно раскрыть только кошелек – милостыню бросить… – бурчала Люся.
Она уже поняла, что никакие доводы на свете не заставят Василису изменить решение – подруга ей виделась только в пуховике. Хотя один выход у Люси был.
– Вася, я не надену пуховик, – спокойно предупредила она. – Если ты попытаешься напялить его на меня, я заору. Буду кричать сильно и долго. И тогда…
– Я тоже так думаю, – мигом согласилась Василиса. – И к чему тебе такое убожище, только лишний раз себя уродовать, ты и так не красавица… Конечно, Люсенька, иди в пальтишке.
Для Василисы ничего страшнее Люсиного крика не существовало.
Когда за подругой захлопнулась дверь, Василиса решила посвятить-таки себя любимой внучке.
– Катенька, хочешь, пойдем в магазин, конфеток купим. Ой, у нас в хлебной лавке такие пирожные привозят, просто во рту тают! Это совсем недалеко, пойдем?
Девочка было дернулась, потом подскочила к зеркалу, придирчиво оглядела себя с головы до ног и с сожалением покачала головой:
– Нет, баб, боюсь, меня от твоих пирожных разбарабанит, как маму на девятом месяце. Кто ж меня потом в звезды возьмет?
– Да что ж это за профессия такая – звезда?! – всерьез обеспокоилась Василиса и забегала вокруг внучки. – Ну вот ты мне скажи, что это за дело такое полезное? Ну да, не спорю, звезды тоже нужны, ну а как же учителя, строители, шоферы, маляры?
Девочка вытаращила глаза:
– Ты чего, хочешь меня маляром, что ли, сделать?
– А что такого?! Ишь ты, в звезды ей понадобилось! Ты вот на отца посмотри! Он ловит преступников, не звездун никакой, а без милиции у нас никуда, хоть и костерят ее на каждом углу!