Ещё одним средоточием противников Троицы на Волыни было недалеко расположенное от Вереска — отчего их до сих пор иногда соединяют даже в одно по созвучию имен — сосед-него Дубенского уезда местечко
БЕРЕСТЕЧКО.
Некогда оно появилось на свет как предместье княжеского города Перемиля, разорённого татарами в 1241 году и с тех пор по нынешний век остающегося заурядным селом. Село Берестки Перемильской волости упоминается в грамоте великого князя литовского Казимира Ягеллоновича от 1 червня (июня) 1445 года; название оно получило, очевидно, по росшим вокруг большим берестяным лесам.
В XV — начале XVI столетий владели им Боговитины, происходившие, по всем вероятиям, от древнерусских князей Крокотков. В 1544 году в качестве приданого за одной из Богови-тиных Берестечко получил киевский воевода Фёдор Пронский — из южнорусских князей Пронских, ведших род от дома Святого Владимира. В 1547 году привилей великого литовского князя Сигизмунда I Августа даровал Берестечку магдебургское право, и оно стало городом.
Наследник Фёдора, луцкий староста Александр Пронский, будучи православным, посетил в 1595 году Рим, где отрекся от родительской «схизмы» и принял католичество. Этого ему показалось недостаточно, и по дороге домой он сделался уже кальвинистом, а вернувшись, отдал новым единоверцам католический костёл в Берестечке. Он же поселил здесь и ариан, а под конец жизни, около 1600 года, по некоторым сведениям и сам перешел в стан врагов Троицы. В XVII веке в Берестечке были уже антитринитарианская община и школа; около 1644 года здесь проживал и сектантский интендант Волыни Андрей Вишоватый.
Но сделалось оно тогда в истории знаменито отнюдь не этим, — а произошедшим подле него трагически-славным побоищем народной войны, зачинщика которой простолюдины называли запросто:
ХМЕЛЬ,
полное же имя было гетман Зиновий Богдан Хмельницкий.
После поражения поляков на Жёлтых Водах, а особенно под Корсунью, восстание казаков и поселян охватило разом Украину, Волынь, Подолье, Червонную Русь и Белоруссию. Государственное здание «королевской республики» потряслось до основания, и вся польская, а с нею ополяченная униатская и социнианская шляхта бежала в пределы коренной Полыни и Литвы. Бежала она не зря — война шла за отечество, свободу и веру; переметчивость шляхетского сословия привела к тому, что защитниками коренной народности в русских областях Речи Посполитой остались лишь «поп да хлоп» — и их победа ничего доброго предателям веры отцов не сулила.
Вместе со своими противниками-католиками в пламени казацкого гнева гибли и неприязненные для православных антитринитарии, ибо, как образно выразился Хмельницкий, «при сухих дровах горят и сырые». Особенно много социниан погибло при взятии казаками в сентябре 1648 года Староконстантинова, где укрывалась бежавшая с Украины шляхта. Даже в исконно польских Люблинской и Сандомирской областях восставшие чинили разгром общин «польских братьев»; сам Вишоватый вынужден был удалиться к границам Пруссии. Ходил слух, говорит его жизнеописатель, что парод с особенной жестокостью расправлялся с антитринитариями, видя в них «ариан, образоборцев и нехристей».
Наконец война достигла самой Вислы в Польше и Случи в Литве. По взятии Збаража Хмельницкий вступил в Галицию и осадил Львов. Главным защитником города оказался давний приятель Вишоватого и Немирича Христофор Арцишевский, который некогда приглашал их ехать в Новый Свет. Он действительно побывал в Южной Америке, где завоевал даже Рио-де-Жанейро, и возвратился со славою совершенных подвигов, благодаря которой его, открытого арианина, держали на коронной службе как отличного артиллериста. Он и на родине отчаянно ввязался в борьбу, однако навряд ли бы смог устоять, если бы гетман Богдан — ради находившихся во Львове «благочестивых», как он сам сказал, — не удовольствовался большим откупом. Затем казацкое войско двинулось к Замостью, чем освобожденные из осады социниане воспользовались для того, чтобы бежать ещё далее прочь. Вишоватый в это время обосновался близ Гданьска у родича Христофора — Яна Арцишевского.
И вот в 1651 году главные силы сторон сошлись на границе Галиции и Волыни, у верховья реки Стырь близ арианского местечка Берестечка. Польское «посполитое рушенье» — всенародное ополчение — прибыло сюда первым. Дожидаясь противника, в шатре короля Яна Казимира вели о нём различные речи, строили предположения и козни. Среди всех сохранившихся подлинных свидетельств об этих беседах для нас сейчас могут сослужить полезную службу два, хотя и в несколько необычном качестве — как