Позади, в мирском левом притворе стояли Настя с молодою вдовой Олёной; справа, в мужском приделе находились Левко в сопровождении Петра и кобзаря, выбранных в дружки жениха. Настины косы Олёиа ещё загодя обкрутила вокруг головы, покрыв скромным венком из полевых цветов, набранных рядом с обителью. Левко в казацкой свитке, одолженной из монастырского скарба, стоял внешне покойно и с удовольствием внимал чернеческому хору, одноголосо певшему на клиросе. Они уже исповедались и ожидали причастия…
После окончания обедни к ним приблизился сельский священник в небогатых ризах, взял за руки епитрахилью — и начался в опустевшем соборе непривычный здесь чин венчания. Когда же невидимый за колонною хор грянул извечное «Исайя, ликуй!» — чья-то октава от усердия вырвалась, трепеща высокого нотою, из общего созвучия голосов. По совершении таинства священник поздравил от игумена новожёнов, и Левко уже совершенно законно поцеловал свою Настю прямо в уста.
В уединённой келье, предназначенной для гостей, все участвовавшие в обряде в праздничном настроении уселись за стол. На нём помещались две объёмистых макитры с постными пирогами, пара полумис жареной рыбы и могучая сулея крепкого монастырского мёду. Старый келарь, бывший здесь за хозяина, разлил питьё по чашам и, согласно обычаю, отцов и дедов, возгласил:
— Дозвольте попотчевать молодых и гостей! Он важно поклонился на обе стороны и добавил:
— Да не посетуйте: чем богаты, тем и угощаем!
Все осушили до дна, монах выплеснул остатки под потолок.
— А теперь ещё по одной, чтобы домашние не кручинились и молодым хватило счастья на весь их век!..
В келье постепенно сделалось шумно; раз или два сквозь приотворенные двери показались привлечённые редким зрелищем лица молодых послушников. Бандурист, уже немного вросхмель, ударил веселую, подпевая струнам:
По дорози жук, жук, по дорози чорний —
Подывыся, дивчынонько, який я моторний!
По дорози галка, по дорози чорна —
Подывыся, козаченьку, яка ж я моторна!
Мёд и песня изрядно веселили застолье; по тут двери внезапно распахнулись и внутрь вошли трое незнакомых чернецов.
— Что это ещё за музыка? — сердито вопросил передний, — однако, не договорив своего упрёка, кинулся вдруг к Левку так споро, что тот от неожиданности вздрогнул.
— Вот уж где я тебя не чаял, казаче, повстречать-то! Да ты забыл или что — как вы на хуторе-то у меня колысь ночевали?!
Левко как сообразил — кто перед ним стоит, то подскочил так, что чуть не опрокинул весь стол:
— Дядьку Несторе! Довелось-таки ещё свидеться! — и пустился его сжимать в своих налитых силою руках.
— Полегче, полегче, казаче: плечо-то мое порублено, и рана не заросла. Схватились насмерть с панами по дороге на Берестечко — так вот меня сюда подбитого и принесли; а теперь от ляшьего глаза сховали, покуда волосья опять не отрастут, — он снял долой клобук, и стала видна совсем ещё коротенькая чупрына на бритой голове. — А где же второй, твой дружок?
— Погиб, батько, у Пляшевой, а вместе с ним и старый наш Спека, — сокрушенно поведал ему Левко.
— Царствие им Небесное, — наклонил мнимый чернец свой голый лоб. — Значит, не придётся мне уж на сем свете с побратимом моим свидеться. Так нехай идёт его душа до чистого престола Святой Троицы!.. А у вас, я гляжу, пир тут свадебный? Ну, так налейте и мне чарку мёду за здоровье малжёиов — и пусть молодая угостит!
Настя наполнила его чашу вскрай.
— Вот гарно! Чтобы ещё сверху лилось! — он выпил досуха, крякнул и аж ногою притопнул от удовольствия; но от сильного движения вновь напомнил о себе незаживший рубец, и Недоля слегка сморщился, посетовав: — Эх, запеть бы, да тут вроде не годится…
Подумал еще, махнул здоровой рукою и говорит иапрямки Левку:
— Вот что, казаче, ты же видел мой хутор? Так дарю его тебе с жёнкой навечно — а коли Бог даст ещё мне дом свой увидать, будете уж тогда до смерти за мною ходить. Как тебе это покажется?
— Батько, — опешил Левко, — хутор ваш мне не надобен нынче: что впереди будет — кто ведает; но уж ежели все-таки приведётся, то приходите-ка лучше к нам на село — примем за второго отца!
— Ну, то ещё треба побачить, что там назавтра ждёт. А грамотку на хутор я, однако, тут же вам выправлю, да чтобы монастырь печатью своей утвердил. А нынче магарыча всей громаде!