Выбрать главу

— Чего тебе? — спросил у Прудивуса рыжий.

— Э-э-э-э?! — в третий раз проблеял лицедей с укором, потом, лукаво подмигнув рейтарам, показал им кулак: не замайте, мол, оставьте сию бешеную бабочку мне! И всё то немцы уразумели без единого слова, ибо Прудивус был, как мы уже знаем, великим актером своего времени.

— А и правда, — кивнул альбинос рудому. — Это было бы не по-товарищески: бедняге так попало, языка лишился, а мы, явившись на готовенькое, заберем его фрау себе?! Как хочешь, а это не по правилам!..

— По каким еще правилам! — с явным сомнением сплюнул рыжий пруссак. — Но… черта ему в ребро, этому глупому буршу, который здесь неведомо откуда взялся и неведомо зачем стал рейтаром. Только я полагаю, что с этакой дамой сему тюфяку не управиться, даже когда б она сама его о том просила! Глядеть на него тошно! — И пруссак отвернулся.

— Пойдем отсюда, — стоя на своем, молвил альбинос, для коего правила товарищества были превыше всего.

— Пойдем, — неохотно согласился рыжий. — А этот недотепа пускай полежит да опомнится и пусть только посмеет нам завтра не рассказать обо всем, чего достиг он с этой необъятной дамой. Тьфу! Идем! — И то презрение, с каким он глянул на своего хилого товарища, который не умел справиться с дикаркой, свидетельствовало, что он оскорблен в лучших чувствах.

И рейтары ушли.

Молодица, рада-радехонька, что избавилась от беды, кинулась было прочь, да старый Потреба, что держал дитятко мирославского пушкаря Ушакова, схватил ее за рукав.

— Погоди, голубонька!

— Неужто и вам, дедусь, захотелось? — с опасной кротостью спросила она.

— Чего захотелось?

— Тумаков, дедусь!

— Ай-яй! — усмехнулся Потреба и протянул молодице дитя, бережно завернутое в вышитый рушник. — Покорми-ка!

— Что же вы сразу не сказали? — удивилась женщина.

— Я ж вам говорил, — едва мог вымолвить, нахватавшись оплеух, лицедей.

— «Говорил, говорил»! — передразнила молодица, раскрыла пазуху и вдруг улыбнулась, как улыбается каждая мать, поднося к лону младенца. — Разве ж так говорят! — И, все на свете позабыв, присела меж кустов дерезы и начала кормить ребенка.

Она и чмокала малютке, который жадно, жизнь свою утверждая, припал к теплому лону.

Она и глядела на него сияющим взором, как может глядеть молодая мать.

Она всем существом своим помогала младенцу вбирать животворный сок материнства.

Билась жилка на оголенной груди молодой матери, и грубоватое лицо ее, обветренное, простое, самое обыкновенное, уже светилось высоким вдохновением, и восторгом, и той красотой, которая осеняет полотна величайших мастеров, с неугасимым чувством писавших мадонну, приснодеву, счастливую мать, задумавшуюся над судьбою младенца, охваченную любовью, трепещущую от прикосновения губ дитяти, счастливую мать, что становится в тот миг красою мира.

12

Покормив ребеночка, молодица встала:

— Так мы пойдем?

— Кто это «мы»?

— Я с младенчиком…

— В своем ли ты уме?

— Я и сама не знаю… — вздохнула молодица, и снова лицо ее стало красным, простым, обычным, хотя и лежал еще на нем отблеск материнского вдохновенья. — Кабы вы знали, как он… губками… и всем тельцем…

— Спасибо тебе, серденько, — сказал Прудивус. — Однако нельзя!

— Мать есть у дитенка?

— Матери нету.

— Отец?

— Отцу мы и хотим отнести.

— На ту сторону? — спросила молодица.

Тимош не ответил.

— Не донесешь, — сказала молодица, помолчав.

— Отчего ж!

— В немецкой одеже? Нет. Узнают!

— Тебя ведь я обдурил, — усмехнулся, потирая синяки да шишки, Прудивус.

— Не все ж такие глупые, как я! — И, отдав дитя старому Потребе, молодица отправилась своим путем.

Обернувшись, сказала Прудивусу:

— Переоделся бы.

— Нет у меня тут иного платья, пани.

— Пропадешь, гляди… — повела плечом сердитая молодка. — С дитем! — И скрылась в дорожной пыли.

Лицедей сидел на мураве у дороги и тяжело дышал. Он глядел вслед молодице признательным взором, позабыв уже о тумаках, коими она его так щедро наградила.

Ложка качал головой, дед Потреба спрашивал:

— Чего, Ложечка, пригорюнился?

Песик только глянул с достоинством, однако ничего не сказал.

— Откуда вы все-таки, батенько, знаете, как зовут мою собачку?

— Песик-то Мамаев! Мы с Ложкою не первый год знакомы. Верно?

Ложка согласно кивал головою. А дед Потреба продолжал:

— Сей вот Ложка… не раз в баталии с нами ходил. С низовым товариством хаживал в Черное море, аж до Скутар. Из беды нас выручал! Ты помнишь, Ложечка, как мы с тобою…