от черкесов.
На входе в дом кроме двух пар готско-корейских войнуков вновь как и раньше в Кафе, оказался главный из кавказских черкесов семьи Лилианны.
Вновь, как и раньше мне приходится заниматься наведением порядка в собственном доме в
котором оказывается живет княжич Тадж и старший брат Лилианны, вместе со своими
людьми. Моих людей в доме практически не было. Как оказалось, всех людей не из семьи
Бабук, переместили в дальний двор с отдельным входом, строго запретив в ход на хозяйскую
половину.
Вот только старший сын князя Херотко и по совместительству дядька ее старшего сына
оказался укушен каракуртом и причем несколькими. Что вообще невероятно. Тут бы одного
найти. Как раз в тот момент, когда корабли Ингваря Терселле стали на рейде Мангупа у
входа в гирло реки Кубань.
Входя в собственный дом мне пришлось тут-же заводить готских воев, чуть ли не силой
заставляя чужих людей оставлять посты и отправлять их в дом кавказского князя.
Что-то подобное после нападения в Крыму я и ожидал. Только вот старался делать это
несколько необычным для местных способом. Каждый черкес уважительно опрашивался с
целью выяснения имени и рода, после чего если этот человек был в некотором списке, то тут
же приглашался в приемную гетмана Ингваря, где практически сразу получал чай с сонным
зельем. Таким образом тихо и без огласки семеро черкесов из людей отца и брата Лилианны, в
этой суматохе просто растворились. В первую же ночь на дознании задержанных круг
подозреваемых вырос еще в два раза, создав своеобразную Варфоломеевскую ночь среди людей
семьи князя Херотко и ставшиех ему лояльных людей моего дома.
Утро следующего дня встретило подворье дома Терселле с сидящими на колах дюжиной
людей, присягавших ранее своему готскому сеньору. Еще через час в присутствии всего
корабельного состава моего небольшого флота и судов, находящихся в Матрахе весь экипаж
куттера атлантического происхождения сел на такие же изделия во дворе столичного дома, доведя количество приговоренных к жестокой казни до трех десятков. Рядом с
провинившимися людьми из моего дома сели на колы и четверо черкесов сопровождавших
княжну Лилианну с острова Вознесения до столицы Синдики.
Люди, ослушавшиеся приказ своего сеньора, выполняющие чужие, даже если это люди
жены и рискующие членами семьи в опасном океанском и морском походе не имеют права
быть людьми дома, доверившего им самое ценное
Все просто и понятно. И пусть кто-то скажет мне после увиденного за эти четыре года, что сеньор Терселле жестокий и не человечный.
Идя на прием в дом Заноко. Я уже знал, что полтысячи готов разместившихся в моем доме
и еще столько же в китайском квартале, плюс три сотни со мной в сопровождении, чуть ли
не в четыре раза превышают все силы дома Бабук в столице.
Люди, привыкшие с детства тому, что вокруг только рабы, а сами они чуть ли не
божественного происхождения, часто не замечают простых, из низшей касты людей из слуг, которые только того и ждут, когда им-скрытым агентам-влияния дадут команду на атаку
или потребуют информацию.
За два года мало того, что в черкесской столице у моего дома появился кроме основного
еще и китайский, кроме этого появились небольшие дома, отвечающие за наблюдением за
домами, пока хозяина нет и даже небольшой дом для подготовки дюжины бойцов, называющих себя учениками "Кэмпо". И рядом со всеми этими элементами небольшого и
молодого дома есть еще дом семьи Бали константинопольских евреев и потомственных
управляющих семьи Терселле.
Прямолинейные действия людей семьи Лилианны, которые даже не подозревали с насколько
изощренным византийским коварством (некоторые думают, что это так), столкнулись
старшины ее дома. Дома, который еще даже и не знает, что атаман Игорь заказал через
своих знакомых из русинских козаков рейд на земли своего тестя. Дважды в одну и туже реку