— Это безумие!
— Когда мы с вами встретились, мы подразумевали «мы». Это была первая наша огромная ошибка. Но и ваша тоже.
Де Франко вошел в комнату, где держали эльфа, — роскошную комнату, комнату наземного гражданского, с постельным бельем в какой-то желто-зеленый узорчик, которое свободно свисало на наземный манер. И среди этого буйства красок на кровати, поджав ноги, сидел эльф, безмятежно, не обращая внимания на то, что открылась дверь и кто-то вошел внутрь, пока не забрезжила и не разрослась искра узнавания. Это было первое подобие человеческой эмоции, буквально единственная эмоция, которую эльф проявил при виде Де Франко. Разумеется, вокруг были камеры, которые записывали это, записывали все. Так сказала полковник, и эльф, возможно, тоже об этом знал.
— Саитас. Ты хотел меня видеть.
— Де Франко.
Лицо эльфа снова застыло в непроницаемости.
— Мне сесть?
Ответа не последовало. Де Франко подождал, сам не осознавая сколько, потом уселся на стул у стола и уперся локтями в белую пластиковую столешницу.
— С тобой хорошо обращаются? — спросил Де Франко, для камер, нарочито, для полковника.
«Черт тебя дери, я не дурак, я могу играть в вашу поганую игру, полковник, я сделал то, что не удалось Назтаку, верно? Так что берегитесь меня».
— Да, — ответил эльф.
Его руки мирно покоились на обтянутых багряным одеянием коленях. Он уткнулся в них взглядом и снова поднял глаза.
— Я старался обращаться с тобой нормально. Мне казалось, я так и делал.
— Да.
— Зачем тогда ты позвал меня?
— Я солдат, — сказал эльф, свесил ноги с края кровати и поднялся. — Я знаю, что и ты тоже. Думаю, ты лучше меня поймешь.
— Я об этом не знаю. Но выслушаю. — У него мелькнула мысль о том, что его возьмут в заложники, о какой-нибудь бессмысленной вспышке насилия, но он сделал вид, что задавил ее, и махнул рукой на другой стул. — Не хочешь присесть? Пить хочешь? Тебе принесут.
— Я сяду с тобой. — Эльф подошел и опустился на второй стул и уткнулся локтями в столешницу. На свету явственно заметны стали синяки на его запястьях. — Я думал, тебя уже могли отправить обратно на фронт.
— Мне дали немного времени. Ну, то есть… — («Не разговаривай с ним, — велела полковник. — Пусть говорит он».) — Три часа. Время. Ты не просто так захотел со мной увидеться. Тебе что-то нужно? Или просто поговорить. Я согласен и на это тоже.
— Да, — проговорил эльф медленно своим напевным шелестящим голосом. И посмотрел на него зелеными, как море, глазами. — Ты молод, Де Франко? Ты кажешься мне молодым человеком.
Это выбило Де Франко из равновесия.
— Я вовсе не так уж и молод.
— У меня есть сын и дочь. А у тебя?
— Нет.
— Родители?
— Зачем тебе это знать?
— У тебя есть родители?
— Мать. Далеко отсюда.
Ему не нравился этот допрос. Письма — вот и все, что Надя Де Франко получала от него, да и то нечасто, и слава богу, что у нее есть сыновья поближе. Де Франко сидел и смотрел на эльфа, который за два простых вопроса проник сквозь его защиту и умудрился задеть за живое, и вспомнил, что Финн предупреждала его.
— А у тебя, эльф?
— Родители живы. Да. Много родных?
Черт, какого солдата они раздели донага, постигая эту часть человеческого языка? В чью душу влезли?
— Кто ты такой, Саитас? Почему тебя вот так выдали?
— Чтобы заключить мир. Саитас всегда так делают.
— Вот так, связанными?
— Я пришел, чтобы стать твоим пленником. Ты понимаешь это.
— Ну да, это сработало. Я мог бы застрелить тебя; я не говорю, что сделал бы так, но мог бы, если бы не это. Это был умный ход, полагаю, что так. Но, черт побери, ты мог бы сперва дать нам знать. Вы свалились на нас как снег на голову, в темноте — напрашивались на то, чтобы оторвать вам башку. Почему вы не воспользовались радио?
Зеленые, как море, глаза, заморгали.
— Другие спрашивали меня об этом. Ты бы тогда пришел?
— Ну, пришел бы кто-то другой. Послушай, ты поговорил бы с ними на человеческом языке, они выслушали бы и придумали что-нибудь куда более надежное.