Вятка пропустил сквозь зубы свистящий звук, полный отвращения, и собрался отходить от юрты джагуна, когда к нему неслышно приблизилась Улябиха. Она отерла рукавом фофудьи лезвие ножа и негромко сказала:
— Вятка, там к тебе гонец от Прокуды, его сюда привел княжий отрок, оставленный нами стражником на краю становища поганых.
— Где он? — сипло отозвался тысяцкий, бросая еще раз огненный взгляд на мертвого мунгалина, едва не лишившего его жизни.
— Надымка, спеши к нам, — шепотом окликнула баба кого-то.
Из ночной мглы вырос невысокий юнец без шапки и подплыл будто по воде к юрте, возле которой стоял Вятка, в руках у него поблескивал ордынский кривой нож.
— Тысяцкий, сотник Прокуда велел спросить, его ратникам соединяться с твоими воями, или каждый отряд должен выйти к взводному мосту своей дорогой? — скороговоркой зачастил он. — Мы управились с кучкой нехристей перед рощицей со святым колодцем.
— А как там Курдюм с Темрюком, а так-же Якуна? — подался Вятка к нему. — Они от вас недалеко, про них ничего не слыхать?
— Они на луговине с напольной стороны, там пока тихо, факелы на стене не загорались.
Тысяцкий покатал желваки по скулам, всматриваясь в темноту, затем хрипло выдавил:
— Идем на встреч друг другу, а там дело покажет, — он добавил. — Но и при малом сполохе завертайте к проездной башне и спасайте жизни, нам еще долго надоть отбиваться от поганых.
Посланник сотника Прокуды исчез так-же, как возник — из ниоткуда в никуда, Улябиха перехватила нож в правую руку и, задержавшись на миг, тоже собралась растворяться в ночи. Вятка не противился ее уходу, он понимал, что натурная баба взяла его под неоговоренную никем опеку, но отношение к женщинам у него было неизменнным, их обязанность должна сводиться к одному — поднимать детей. Он попробовал пальцем лезвие тесака и молча шагнул от юрты к очередному светлому пятну с телами поганых, расположившихся замкнутым кругом ногами в центр.
Еще одна ночь последнего месяца весны близилась к концу, она была короче тех, которые накрывали город и окрестности Козельска в начале ордынского обстояния, но куда теплее. Под ногами охотников прогибалась молодая трава, обагренная кровью незваных пришельцев, предутренний ветер приносил из крепости запахи цветов на плодовых деревьях в садах, одетых бело-розовыми облаками, из лесов вокруг тоже сочились пахучие струи, их можно было пить как березовый сок — такими густыми они были. И радоваться бы душе ратника, привыкшего в такое время к рогалям сохи и к смачным причмокиваниям телят с ягнятами и поросятами в стайках, сосущим из горшков молоко, не брезгующим обсосать хозяйские пальцы. Да смешивались нежные запахи с тяжелым духом обстояльцев, пришедших из диких степей и взявших крепость в кольцо, забивали ноздри охотников не медовыми дуновеньями, а плотной вонью, обволакивали ею мозги, не давая природным чувствам, стремящимся к добру, взять над ней верх и заставляя желать одного — отправить как можно больше нехристей к ихнему богу синего неба, к которому они обращались неустанно.
И ратники работали не покладая рук, стремясь силой вытеснить из себя доброе и заменить его злым, жаждущим лишь крови, они переходили от одного небольшого уртона степняков к другому, оставляя после себя кладбища мертвецов и табуны низкорослых мохнатых коней, прядающих ушами и бьющих копытами в голую землю, объеденную ими до последней травинки. Это продолжалось всю ночь, до тех пор, пока на востоке не посветлела узкая полоска горизонта, готовая раздвинуться и опоясать небесный купол не светлой лентой по низу, а накрыть его ярко-синим покрывалом. Оставалось чуть-чуть до всего, хоть до зарождения нового дня, хоть до края стойбища, молчаливого после богатой ловитвы, хоть до моста через Жиздру, чтобы перейти по нему и укрыться за дубовыми надежными воротами. А потом собраться внутри детинца и отпраздновать новую победу над нехристями добрыми чарками с пивом и хмельной медовухой. Уж ноздри у ратников затрепыхались от желанного предчувствия, сами чувства, несмотря ни на что, стали занимать места в душах, опустошенных дикой резней, а стоячий взгляд начал светлеть, словно омытый утренней росой.