— Наш Прокуда богатырь! — громко воскликнул Званок, вертевшийся сбоку него вместе с Улябихой. — Он не даст поганым отпраздновать над нами победу.
Вятка радостно ухмыльнулся, расправил плечи и зычно скомандовал:
— Сомкнуть кольцо! — а когда противоположные стороны малой дружины сблизились, приказал. — Первый ряд нацелить луки, второй ряд наложить стрелы на тетивы.
Обе команды были выполнены безупречно, словно небольшая группа воинов козельской рати превратилась в маленькую копию тугарской орды, в которой приказы не обсуждались, а за любое нарушение грозила смерть. Вятка выждал паузу, примеряясь к обстоятельствам, мунгалы не стреляли, продолжая сжимать конную удавку, обхватившую ратников плотным кольцом, чтобы расправиться с ними наверняка. В тылу у них не умолкали звуки сечи, заставившие ханов развернуть часть войска к противнику лицом, нужно было этим воспользоваться, чтобы соединиться с дружинниками Прокуды и попытаться вырваться из петли вместе. Вятка хотел отдать приказ на стрельбу, когда за спиной возник шум еще одной сечи, заставивший невольно обернуться назад.
— А это идет на подмогу сотник Темрюк, — заключил Званок, указывая рукой в ту сторону.
— Выходит, не мы попали в ордынскую петлю, а поганые запутались в наших бреднях, — поддержал десятского Бранок, оборонявший со своими воями правый край цепи.
— Вота они замешкались-то, что даже не визжат, — поддакнул сотник Охрим под общий облегченный выдох. — Вятка, пора нам вмешаться, индо баксоны будут набивать мунгальским добром дружинники Прокуды, Темрюка и Якуны.
Из первой цепи ратников донеслись догадки и предложения:
— Голос этого сбега не спутаешь ни с кем, вота, как изгаляется над нехристями.
— Тысяцкий, у тебя в истобе одни тараканы, а у меня супружница с малыми детьми.
— Индо так, им тоже исть охота, а тут под ногами россыпи дорогих камней и золота.
— На них наши купцы достанут хоть белорыбицу у соку.
Вятка мгновенно оценил обстановку, он понял, что бог Перун встал на сторону козельской рати, покинувшей город для святой охоты, как поддерживал вятичей всегда, теперь все зависит только от них самих. Он чуть наклонился вперед, опираясь каблуками сапог о высокие для него стремена, бросил руку по направлению к ордынцам:
— Первая цепь, рази поганых стрелами!
В воздухе раздался шум, похожий на шум крыльев хищной птицы, когда она устремляется за добычей, только птица была огромных размеров и шум перьев был свистящим. А Вятка уже отдавал следующую команду:
— Вторая цепь, занять место первой, — и тронулся вместе с ней. — Пускай стрелы!
И снова птица расправила крылья, умчавшись железными жалами в предрассветную даль. Тысяцкий воздел саблю вверх:
— Козельцы, сближайся с нехристями! Да поможет нам бог Ярила.
Ряды козельских ратников и воинов орды сшиблись на середине заливного луга, от звона сабель замер утренний ветер, от россыпи горячих искр стало светлей, хотя ночь не спешила уступать права красноватой заре, позолоченной по краям лучами невидимого еще солнца. Вятка рубился как зверь, он вздымал клинок, сорванный с мунгальского трупа, и пускал его с оттяжкой под выступ головы, чернеющий над плечами врага, смутно видимого в предрассветных сумерках. Отличать своего от чужого помогал только малый рост тугар да их визг, ворошивший в груди ратников незатухающие волны злости. Это была сеча, не похожая на битву с ятвягами, ганзейцами или с другим народом из той стороны света, когда не было слышно никаких звуков кроме звона оружия, тяжкого дыхания воинов и животного конского храпа. Тут царил сплошной визг, больше похожий на свинячий, долгие стенания сравнимые с бабьими, страшные вопли всадников с дикими криками ордынских коней, старавшихся вцепиться выпершимися вперед зубами во все, во что они утыкались мордами.
Это была кровавая рубка не мужиков с мужиками, а мужиков с бабами, невысокими и жестокими, с широкими мордами и узкими глазами, кривыми ногами, облаченными в мешковатые порты и бабские же короткие тулупчики, подпоясанные цветными поясами из крученой материи. Они наседали на одного ратника толпой, стараясь взять не силой и ратным умением, а количеством с подлыми ударами исподтишка, не щадя ни всадника, ни коня, применяя все средства, бывшие под рукой. И все равно проигрывали поединок, падая с воем на землю и крутясь юлой под копытами лошадей, или вцепившись в косматые гривы и уносясь во тьму, чтобы там или зализать раны, или отдать душу своему богу. Это было странное воинство, похожее на сборище выродков с приплюснутыми носами и кривыми зубами, с узкими плечами и большими животами, с исходившим от них тухлым запахом, вызывавшим у защитников крепости гадливые чувства. Оно было сравнимо с ордами болотной нечисти или с прожорливыми прузями, истребить которые никому не удавалось.