Вятка рубился с двух рук, потому что одной руки стало не хватать, он отобрал вторую саблю у ордынца с пером на шлеме, решившем срубить его ударом острия в живот. Тысяцкий едва успел упасть спиной на круп коня, увидел, как сверкнула над ним стальная полоса, и сразу распрямился, чтобы не дать противнику повторить бросок, он коротко чиркнул лезвием по воздуху, стремясь рассечь нехристя от плеча до пояса, но тот подставил круглый щит. Вятка дернул на себя уздечку, заставив скакуна прыгнуть вбок и тут же осадил его, оказавшись за спиной противника, не успевшего разгадать маневр. Голова ордынца качнулась на плечах и свесилась на грудь, держась на одной коже, тысяцкий вырвал саблю у него из руки и, прежде чем ринуться в гущу сражения, оглянулся вокруг.
Справа яростно отбивались от наседавших на них мунгал Бранок и Охрим со своими воями, их можно было отличить от других ратников по высоким шишакам на шлемах, слева старались супружники Званок с Улябихой в окружении матерых дружинников. Позади набирала силу сеча с врагом отрядов Темрюка и Якуны, теснивших ордынцев, отчего те не решались наброситься на воев тысяцкого с тыла. С ними были два брата Званка и отец с братом его супружницы, отчего у них будто прибавлялось силы. Нужно было во чтобы то ни стало одолеть противника, преградившего путь к взводному мосту, чтобы соединиться с отрядом Прокуды и совместно с ним ударить по ордынцам, толпящимся сзади, тем самым открыв дорогу к проездной башне крепости ратям Темрюка и Якуны. Вятка видел, что такой план можно было исполнить, это подтверждала ярость, с какой дружинники бросались в пекло сечи, будто вокруг не было никого, кто сумел бы придти на помощь, и нужно было рассчитывать только на себя и товарища рядом. Он оперся о стремена и встал во весь рост, сильный голос перекрыл звуки, достигнув ушей ратников, пробивавшихся ему на выручку:
— Козляне, за нами ворота города, они открыты, — он набрал в грудь побольше воздуха. — Надо сдержать мунгал, чтобы они не кинулись через мост, нам на помощь спешат дружинники Латыны.
— Слава Латыне! — послышались отовсюду многие возгласы. — Слава богу Перуну!
— Слава Перуну и нашему Сварогу!
— Мы поганых не звали! — еще громче крикнул Вятка. — Мы вместе с Русью!
— За Русь!
Этот клич был провозглашен вятичами впервые, он оказался емким, заполнив равнину от Жиздры до стены леса по ее краям, ударился там о древесные стволы и покатился обратно, обрастая как снежный ком гулким эхом, будто отозвался вечевик на колокольне церкви Спаса на Яру. На стенах города вспыхнуло множество факелов, осветив ратников с оружием и башни, ощетинившиеся камнеметами и самострелами. Оттуда донесся тот-же клич:
— За Русь!
Его повторили дружинники Латыны, успевшие перескочить на конях по мосту на правый берег Жиздры и приготовить к бою луки и длинные копья с наконечниками, выкованными кузнецом Калемой:
— За Русь!!!
Сеча стала раскаляться, словно воинов с обеих сторон опалила огнем кроваво-красная заря, охватившая уже половину неба, на краях которой взялась плавиться и стекать каплями на землю золотая кайма. Битва кипела вокруг всего города, вовлекая в ненасытное чрево новые полки ордынцев, не успевших продрать глаза и потому стремившихся не только поразить охотников, окруженных ими со всех сторон, но и несущихся под стены с лестницами и укрюками. Там их ждали защитники с бадьями кипятка и смолы, с камнями, бревнами, острыми мечами и секирами, которыми они рассекали веревки лестниц и мунгал, штурмовавших крепость, стараясь развалить их до пояса.
Это была уже не осада с тысячами трупов, набравшимися за недели обстояния и гниющими под стенами крепости, долгая и нудная, заставлявшая осажденных взрываться праведным гневом и делать ночные ловитвы, чтобы выпустить ярость, копившуюся в них. Это была сеча не на живот, а на судьбину, в которой тысячи воинов погибали за одну ночь, в ней решалось, кому любоваться дальше на весенний разноцвет, а кому уткнуться в землю и отдать ей последние соки.
Тысяцкий ударил каблуками сапог в бока коня, увлекая за собой малую рать, уже можно было рассмотреть, как вои Порокуды вздымают ордынские сабли и рубят ими нехристей, тесня их к середине равнины, как разбегаются те под мощными ударами козлян с обоих сторон, стремясь выскользнуть по узкому проходу к лесу или к реке. Но от Жиздры навстречу неслась слитная группа Латыны, она с маху врезалась в нестройные ряды потерявшего управление врага, накалывая его на пики и срубая под корень как вызревшую капусту. Ратники помнили напутствие козельского князя Мстислава Святославича, ставшего князем Черниговского княжества, который говорил, что степняков надо выслеживать рано по утру или поздно вечером, когда узкие глаза у них слипаются совсем. Тогда они теряются и не держат дисциплину, с помощью которой ханы скрепляют полки в единое целое и они становятся непобедимыми. И уничтожать без пощады, чтобы неповадно было разевать рот на чужие скрины и порубы. Они следовали этому указу твердо, не поддаваясь на уловки и стараясь бить в одно место.