Выбрать главу

Саин-хан покосился по сторонам, увидев прежний однотонный пейзаж, встряхнул плечами и продолжил размышления теперь «против» кровного своего врага. Во первых, этот хуса с тухлой шкурой начал осаду сразу, не дождавшись подхода окситанских требюше с обслугой из китайских мастеров, и самострелов с толстыми стрелами, имевших высокую дальность полета с большой убойной силой. Болты надежнее кипчакских стрел подожгли бы дома в городке, посеяв панику среди урусутских ратников и простого населения, а паника — лучший друг воинам орды. Во вторых, он наскочил на крепость с неприступной стороны, на которой обломал бы копья и великий Искендер Двурогий, затем бросил конницу по тонкому льду рек, что послужило причиной провала многих всадников в полыньи. В третьих, когда половодье пошло на убыль и мосты наконец были наведены, не создал должной их защиты, чем воспользовались урусуты, разрушая их меткими болтами и погубив кроме многих воинов двух тысячников с даругачи и несколькими джагунами. Мосты все равно снесло половодье, а когда оно сошло, их пришлось восстанавливать заново. И снова Гуюк-хан погнал воинов на стены крепости в самом неприступном месте, вместо того, чтобы прислушаться к мудрым советам Непобедимого и поступить так, как он предлагал, чем увеличил новые потери войска и усилил недовольство союзных туменов. Кипчаки могли договориться, несмотря на приближение их темников к себе, и самостоятельно отправиться в обратный путь, ведь их обозы итак трещали по швам от награбленного.

В лесу становилось все сумрачнее, джихангир огладил щеки ладонями, смахивая с них липкие струи пота, ползущие за панцирь, и унимая пальцами зудение под надбровными дугами, где скопились едкие капли, в груди перекатывались искавшие выход волны гнева, но сорвать его было не на ком. Тяжелые испарения, поднимавшиеся от земли, укрытой слоями листьев и хвои, заставляли дышать чаще, усиливая раздражение. По бокам дороги заблестели оконца грязной воды, обложенные рыжим мхом, значит, войско добралось до середины лесного массива, занятого топкими болотами. Городок был окружен ими как Новагород, от которого он решил отвернуть после того, как в одном из них утонула любимая колдунья Керинкей задан. Тогда вместе с ней едва не ушел в вечность Субудай-багатур, кинувшийся ей на помощь на саврасом своем жеребце, не менявшем окраску с резвостью даже после его смерти.

Из глубины леса донеся крик какой-то птицы, ей ответила еще одна. И в то же мгновение перед лицом джихангира просвистела длинная урусутская стрела с белым оперением, заставив его резко откинуться назад и удивленно приподнять надбровные дуги. Ведь по донесениям от высокородных ханов, поставивших походные юрты под стенами Козелеска, выходило, что дни городка со всеми жителями сочтены, и защищать его уже некому, не то что выслать отряд ратников навстречу войску. Значит в лесу объявилась новая группа разбойников, подобная Кудейаровой, доставившей орде немало забот. Удивление не сошло с лица и тогда, когда очередной рой стрел сбил с седел нескольких телохранителей, не пощадив зарывшегося в звериные шкуры шамана, трясшегося на осле впереди них. Тот вскинул над собой пробитый бубен и покатился с поросячьим визгом по обочине дороги, успевшей зарасти высокой травой, тело, обкраденное на живительные соки, затрепетало костлявыми конечностями, стремясь удержаться на этом свете.

Пальцы потянулись было к древку стрелы, торчащему из затылка, но смерть успела разрушить преграду между нею и жизнью, она вгрызалась в глубокую рану, круша все на пути. Джихангир с трудом отвел взгляд в сторону и скрипнул зубами, гнев быстро переходил в неуправляемое бешенство, после приступа которого земля впитывала реки чужой крови, а грудь наполнялась шершавой пустотой, царапающей внутренности когтями голодной кошки. Нападение лучников произошло справа, он сорвал из-за спины щит и перекинул его на эту сторону, но урусутский наконечник все-таки успел продырявить серебряную сетку, ниспадавшую из-под шлема на доспехи. Еще несколько стрел воткнулись в щит и чиркнули по панцирю спереди и сзади. Джихангир вдавил каблуки сапог в бока скакуна, заставив его, поднявшегося на дыбы, едва не выпрыгнуть из шкуры, и вдруг почувствовал, что проваливается вместе с ним в преисподнюю.

Вершины деревьев покачнулись, дорога впереди взлетела вверх вместе с кешиктенами, спешившими на помощь со всех сторон. Рука его вцепилась в гриву коня, ноги плотно обхватили круп животного, но этого оказалось мало, он ощутил, как перелетел через голову лошади и загремев оружием грохнулся наземь, как колдун перед этим. Рядом забился жеребец, ломая о корни деревьев древки стрел, торчавшие из шкуры как иглы из кипчакского дикобраза. Несколько воинов бросились к животному, схватив за копыта, оттащили с дороги и перерезали ему горло, чтобы прекратить мучения и чтобы он в предсмертных судорогах не зацепил хозяина. Саин-хан, подхваченный телохранителями под локти, уже стоял на ногах, щеки тряслись, ноздри раздувались от ярости. Он втянул воздух сквозь редкие зубы, взмахнув саблей, ткнул острием в стену леса, едва не поранив отпрянувшего от него нукера: