Не успели угаснуть шаги тысяцкого по пряслам, как по взбегам застучали каблуки дружинников, готовых после откровения с чужими и своими богами продать жизни подороже. Они проскакивали мимо воеводы не обращая на него внимания, занимая места в заборолах или возле других бойниц, за вежами и просто за выступами стены. Наружу выперлись наконечники стрел и сулиц, болтов и длинных копий, грохотнули по доскам станины самострелов, болты на которых нацелились ударить в гущу нехристей. Запели сабли, зазвенели мечи, зазвякали железом байданы, куяки и тегиляи, надетые ратниками на чистую лопоть, засияли шеломы, кованые кузнецами под церковные купола. Вятка проводил взлядом широкую спину пробегавшего мимо Охрима, не обернувшегося на него, подумал о том, что не пришло еще время на прощальные смотрины.
Булыга со взбегов завернул на другую сторону проездной башни, Вогула протиснулся внутрь глухой вежи, скрежетнув доспехом по углам дубовых плах. На ратниках отливали холодным светом справные брони, оставленные соплеменниками, успевшими исполнить свой долг, и выданные боярами во главе с Мечником и купцами с их предводителем Воротыной, открывшим настеж кладовые. Боярин Чалый поставил на стену двоих сыновей, так-же поступили другие родовые, если не могли остаться сами. Прыскали туда-сюда радынины выпестыши Торопка, Надымка, Владок с другими отроками, ускользнувшими из-под рук родителей, запасавшие для кметей оружие охапками. Стена по обе стороны от главной башни ощетинилась калеными остриями, готовыми сорваться с тетив и с крепких ладоней. Невольно крякнув, воевода посмотрел с навершия на площадь перед детинцом, на ней тысяцкая Улябиха, расставив ноги пошире, отдавала указания своей тысяче, уместившейся в пяток десятков ратных людей. Рослые вои разбегались на противные стороны крепостной стены, опоясавшей городок, хищными волками на широком поле, когда те чуяли добычу. К степным воротам уводил свою сотню и тысячник Латына, за ними увязались несколько белобрысых отроков в отцовских кольчужках, поддернутых сыромятными охотничьими ремнями.
Вятка обернулся к церкви Параскевы Пятницы, подумал, что надо бы ударить в набат, чтобы ратники прониклись знакомым с рождения гулом больших колоколов со звонами малых и ответили на них душевными порывами. Усмотрел вдруг, как из окованных накрест ворот выбегают монашки с девками и бабами с чеканами и луками в руках, с обитыми кожей щитами, облаченные в доспехи воев и своих семеюшек. Другие несли корзины с перевязочными лубками из чистого холста, с глиняными горшками со снадобьями, не выпуская из рук коротких сулиц. Дернув плечами от увиденного народного единения, перевел взгляд на церковь Спаса на Яру, надеясь усмотреть на колокольне знакомую фигуру звонаря Пантелеймона. И увидел, как митрополит Перфилий, принявший решение не покидать паству в трудную минуту, выводит с церковного двора отряд монахов, надевших поверх черных ряс тегиляи с кольчужками. В их руках тоже блестели острыми лезвиями сабли с мечами.
Ладони владыки обнимали длинную рукоять меча, доходившего ему до середины объемной груди, привезенного из Великого Новгорода и слушившего долгое время крестом при клиросе, на который прихожане тоже молились. Необычный этот меч был привезен в Новгородскую республику ганзейскими купцами, принадлежал скорее всего какому-нибудь крестоносцу, ходившему освобождать Гроб Господень, ему никак не нужный. Теперь тяжелый двуручник готов был послужить за правое дело вятичей. Люди торопились занять места на стене, служившей им верой и правдой почитай два месяца, они встали на защиту родного дома как один. По этой причине ни на первой, ни на второй, ни на других колокольнях не оказалось звонарей, келейники тоже спешили внести свой вклад в общее дело, помыслив, что рано еще звонить отходную по козельскому народу.
Воевода глубоко вздохнул от распиравших его чувств и положил десницу на яблоко меча. В этот момент слуха коснулся нарастающий гул будто равнина перед лесом решила встряхнуться, чтобы сбросить с себя орды поганых, поправших ее копытами диких, злых и мохнатых монстров с уродливыми всадниками на спинах, превративших зелено-пестрый ковер в сплошную черную рану, которую теперь не залечить до самой зимы. Только тогда вонючая короста может отмякнуть и содраться полыми водами в бурную реку, в которой растворится без следа. Но на будущем молодом равнинном просторе все равно останутся ржавые проплешины, напоминая новым поколениям людей о заразе, от которой они оправятся нескоро. Вслед за гулом уши заложил мощный шорох, похожий на свистящее змеиное шипение, заставивший Вятку крутнуться на месте вертлявым погодником на гребне козельской крыши, показывавшим горожанам направление ветра. И сразу присесть за толстые доски навершия от вида стремительно летящей на него черной густой тучи.