Воевода огладил бороду и отшатнулся от края возвышения, он посмотрел в сторону княжьих хором, но на высоком крыльце тоже ждали решения веча, не вмешиваясь в его течение. Княжич являл лицом решительный вид, сжимал губы в узкую белую полоску и не снимал десницы с рукоятки небольшого меча в ножнах, отделанных золотыми и серебряными пластинами. Позади него тревожилась лишь нянька, не знавшая, куда сунуть руки, ставшие вдруг лишними. Княгиня тоже супила светлые брови и снова бледнела щеками, не в силах совладать с охватившими ее чувствами. Было видно, что мать и сын представляют одно целое с народом, как народ скажет, так сказанное и воспримут. Воевода еще раз оглядел запруженную людьми площадь, черты лица у него стали разглаживаться, словно он нашел дорогу к единственному решению, завершающему вече.
— Все так мыслят? — громко спросил он у жителей города, делая шаг вперед.
— Все, воевода Радыня, — разом выдохнули обе площади. — Мы уже знаем о поганых всю их подноготную.
— Нашу твердыню не сумело взять ни одно племя нехристей, за это слава князю Мстиславу Святославичу, убиенному тугарами, что пришли теперь под наши стены.
— Слава! Слава!
— Пришел черед отомстить поганым за него, и за русских ратников, принявших судьбину.
— Враг пришел за местью сам, а посему, надо местью его ублажить.
Страсти накалялись, гнев исказил лица горожан, это чувство объединило всех, стало видно, что другого решения не могло быть. Вперед вышел Калема-кузнец, державшийся в середине толпы, он вскинул мощную руку:
— Народ православный, мы остались последними на пути Батыги в его голодные степи, нас этот зверь во плоти человеческой щадить не будет, потому что его нукеры привыкли утолять жажду реками крови что в своих пустынных вотчинах, что теперь на святой Руси, — громко крикнул он. — Вспомните слова гостей и сбегов из разных племен, нахлынувших к нам из разоренных стран, у них отнимался язык, когда пытались вымолвить имя — Батыга. У нас нет другого пути, кроме как рубиться с погаными до конца.
— Так оно и будет, Калема.
— Радыня, твори над козлянами суд истинный по русской «Правде», прописанной русичам Ярославом Мудрым, — донесся с крыльца зычный бас из кучки бояр в высоких шапках, окружавших малолетнего князя. — Не дай поганым судить народ по Чагонизовой «Ясе».
— И расставляй воев на стенах тоже по разуму, — наказали они воеводе.
— Не бывать нехристям господами над вятичами!
Пламя от факелов, зажженных горожанами, озарило одухотворенные лица, вспыхнувшие праведным гневом, оно заиграло кровавыми отблесками на кольчугах и на оружии ратников с дружинниками, заколебалось на затейливых кружевах княжеских хоромов вместе с крыльцом, на котором продолжали стоять княгиня с сыном и ближайшими челядинцами. Отблески его дотянулись до позолоченных куполов церкви Спаса-на-Яру, и те вдруг занялись живыми языками огня, взметнувшегося высоко в черное небо, заставив народ невольно отхлынуть назад. А великий костер продолжал разгораться, поглощая стены храма с иконами, висевшими на них, купола с венчавшими их крестами, он добрался багровыми концами до тяжелых туч, обложивших ночное небо, окрасив их в кровавый цвет и вселив в сердца людей тревогу.
— Свят, свят, свят! — истово закрестились высшие священники. — Бысть сечи многотрудной, и бысть сечи кровавой.
— Господи, пронеси напасть черную мимо нашей земли, — продолжили монахи откровение главных пастырей просьбой к Всевышнему. — Укрепи души русские, православные.
Народ подхватил слова служителей церкви, обращенные к Богу, он поднял глаза к куполам и осенил себя крестным знамением:
— Господи, дай нам силы выстоять перед жестоким врагом, и огради нас от позора бысть под его властью…
Осада города шла уже третий день, защитникам стало понятно, что она идет по нарастающей. Крепость была обложена войсками тугар со всех сторон, она подвергалась теперь не только постоянному обстрелу лучниками, вязавшими к стрелам куски горящей бересты с сухим мхом и пучки пакли, добытой в окрестных деревнях, сметенных узкоглазыми воинами с лица земли, но и беспрерывному штурму с применением лестниц с острыми крюками на концах. Тугары пользовались арканами с теми же крюками, смотанными в круги подле седел, и укрюками — длинными шестами с петлей аркана на самом верху. Нехристи гнали перед собой толпы пленных баб и мужиков, они дожидались, пока их трупы и трупы куманов, шедших за ними, пораженные копьями и камнями защитников, заполняли ров перед стеной и бросали сотни на штурм.