бы приглашая их в свидетели. – В моем обозе зерна и других продуктов хватит
разве что на два конных перехода, а это значит, что если весенняя распутица
задержится, мы не сможем перевалить через Каменный Пояс и направить копыта
своих коней в родные степи.
Царевичи дружно поддержали одобрительным гулом высказывание старшего
среди них из чингизидов, было видно, что им понравился ответ Шейбани. Но
Бату-хан не собирался сдавать позиций, он снова обвел пристальным и властным
взглядом собравшихся и резко сказал:
– А почему ты решил, что копыта наших коней должны быть направлены к
родным очагам? – джихангир чуть наклонился вперед и сузил зрачки. – Разве мы
уже завоевали все урусутские земли, дошли до края земли и омыли сапоги в
последнем море?
Это восклицание заставило царевичей согнать с лиц усмешки и
настороженно обернуться к повелителю на время похода. В глазах появился
неподдельный интерес, связанный с тем, что никто не знал планов верховного
главнокомандующего над войском, власть которому доверил курултай. А саин-хан
тем временем продолжал сверлить взглядом начальника правого крыла. И тот не
выдержал напряжения, откинувшись назад, он вопросительно приподнял плечи: – Джихангир, мы ничего не слышали о твоих замыслах, – Шейбани гулко
проглотил клубок слюны. – Скажи нам, куда мы сейчас направляемся, чтобы
знать, к чему быть готовыми.
– Вам нужно быть готовыми ко всему и всегда, – резко оборвал его
Бату-хан, он почувствовал, что сумел переломить атмосферу высокомерия
царевичей в свою пользу. – Вы уже устали воевать, что спешите разбежаться по
юртам и укрыться в гаремах под женскими грудями?
– Мы не торопимся по домам и нам не нужны женщины, которые есть
везде, – с вызовом бросил Тангкут, еще один родной брат Бату-хана. – Если ты
ставишь вопрос так, тогда объясни нам, почему мы не пошли на Новагород и
дальше, в страны заходящего солнца, а повернули назад?
Джихангир снова откинулся на спинку трона и незаметно оглянулся на
старого полководца, сидящего за спинами чингизидов, он словно заручался его
поддержкой:
– Потому что здесь наши потери оказались больше, чем в кипчакских
улусах, завоеванных Священным Воителем и платящих нам дань по сей день, – с
нажимом сказал он. – Если бы мы продолжали углубляться в страны заходящего
солнца, мы бы растворились в их землях раньше, чем достигли бы берегов
последнего моря. – Он подождал, пока сказанное им осядет в головах
военачальников, призванных на совет, и продолжил. – Великий Потрясатель
Вселенной сказал, что глубина несет в себе смерть, я сейчас объяснил вам, почему нас ждала бы там смерть. А теперь дополню высказывание моего деда
своей мыслью, к которой пришел в этой стране: Чтобы глубина покорилась, к
ней нужно привыкать постепенно.
Наступило напряженное молчание, и вдруг закрытое пространство шатра
прорезало громкое восклицание, заставившее царевичей обернуться, они увидели
Субудай-багатура, приподнявшегося на ковре и воздевавшего руки к потолку: – Уррагх, джихангир!- хрипло повторил он. – Да будешь ты благословен в
веках, и пусть Тенгрэ, бог Вечного Синего Неба, и бог войны Сульдэ не
обойдут вниманием весь твой род. Дзе, дзе! Ты истинный продолжатель дела
своего великого и мудрого деда!
Бату-хан подождал, пока смолкнут одобрительные отклики, вызванные
неоднозначной реакцией на его ответ старого полководца, обычно сдержанного
при любых обстоятельствах, и поставил точку в вопросе, считавшемся до этого
момента позором для джихангира всей орды: – Вот почему я отдал приказ войску поворачивать обратно. Теперь вы
понимаете, что нужно сначала привыкнуть к завоеванным пространствам, а
заодно набраться сил, и только потом обновленной ордой неудержимо хлынуть
вперед, гася еще тлеющие очаги сопротивления в землях урусутов и зажигая
новые пожары в других странах, которые мы поставим на колени так-же, как
сделали это с урусутами.
И снова послышались одобрительные голоса, которых прибавлялось все
больше, лишь отдельные из царевичей продолжали напускать на себя заносчивый
вид, говорящий больше о их непримиримости к самому саин-хану, нежели к
решениям, принимаемым им. Среди противников оказался Бури, к которому
Бату-хан относился с большим уважением, он ударил ладонью по доспехам на
груди и спросил:
– Джихангир, ты не ответил на вопрос Шейбани, куда ты решил повести
войско, если сейчас копыта наших коней не будут повернуты в сторону
Каменного Пояса и реки Улуг-Кем – Енисея, за которыми раскинулись родные
монгольские степи?
Под куполом шатра воцарилось молчание, в котором ощущалось кроме
любопытства желание опять включиться в спор. Ведь решение курултая могло
быть изменено в любой момент, достаточно было обладателю высшего военного
поста допустить ошибку, которую сочли бы непростительной. Его немедленно
лишили бы звания и заменили бы благосклонность смертной казнью через
отделение головы от туловища, или ломанием хребта, а может быть насаживанием
на кол. Была бы причина, а приемов умерщвления провинившихся в Золотой Орде
существовало множество.
– Разве мало мест, где мы можем отдохнуть и пополнить ряды наших войск
новыми кипчакскими воинами вместе с запасом фуража? – ответил саин-хан
вопросом на вопрос. – Священный Воитель наградил хана Джучи, своего сына, а
моего отца, богатым улусом с центром в куманском Сыгнаке, я тоже хочу иметь
свой улус, поэтому я повелеваю. – Джихангир вздернул подбородок вверх, взгляд его черных глаз, отливающих свинцовыми отблесками, остановился на
мгновение на каждом из царевичей и темников, присутствующих на совете. – Как
только мы возьмем крепость Козелеск, орда повернет в куманские степи к
берегам царя всех рек Итилю. Таково мое решение.
На этот раз Субудай-багатур не издал ни звука, потому что новость была
неожиданной не только для царевичей, но и для него самого. Он угнул голову, увенчанную собачьим малахаем, и стал напряженно думать о том, что даст
войску поворот на берега Итиля, и какую из этого выгоду можно будет извлечь.
По берегам великой реки жили булгары, татары, буртасы и множество других
племен, завоеванных монголами и примкнувших добровольно к орде, там была
сочная трава, тучные стада и много женщин. Там протекала жизнь, мало чем
отличавшаяся от жизни в монгольских степях. Но главное, там было спокойно, потому что вокруг не было врагов. Если бы джихангир повел войско в родные
степи, ему пришлось бы услышать немало насмешек от каракорумских родовых
ханов, которые нашли бы к чему прицепиться. А если бы он повернул на Сыгнак, столицу вотчины своего отца, то войско окружали бы враждебные кипчакские
ханы с народом, резко отличавшимся обычаями от степняков. Значит, саин-хан
предпочел вечным разборкам с единокровниками и постоянному напряжению в
среде кипчакских ханов спокойствие и сытую жизнь в итильских улусах. Старый
полководец метнул на хозяина шатра пристальный взгляд единственного глаза, складки на лице начали разглаживаться от самодовольной улыбки. Хорошего
кагана готовил он на трон в Каракоруме, и полководец из него получался
отменный. Он с нескрываемым сожалением посмотрел в сторону царевича Шейбани, не оставлявшего надежды унизить своего более удачливого брата, Субудай уже
точно знал, что ни один из чингизидов не обладает таким блистательным умом, какой достался Бату-хану от его великого деда, непобежденного никем.
– И когда Гуюк-хан обещал взять эту маленькую крепость Козелеск? – с
издевкой спросил Шейбани у джихангира, поигрывая рукояткой плети. – Нам
известно, что он стоит под ней уже третий день.