" А может быть и правда привиделся? Все-таки уже три часа под землей… Чертовщина какая-то, – в растерянности подумал легионер. – Ну что ж, по крайней мере, он задал нам направление, а там уж как повезет».
Серафим снова глянул на таймер, который в этот момент безжалостно разменял сороковую минуту.
Неужели он так и исчезнет, бросив несчастную девочку одну в этих чертовых подземелье? В любом случае, надо бороться до конца. Серафим решил, что будет пытаться найти выход из катакомб еще двадцать пять минут, а в случае неудачи – последние пятнадцать посвятит тому, чтобы хоть как-то проинструктировать Козетту, что делать дальше одной в темноте. Хотя какие там, к лешему, инструкции!
Когда на таймере осталось тридцать минут Серафим вдруг увидел полоску света впереди.
– Я знала, что все будет хорошо! – радостно закричала Козетта и захлопала в ладоши.
Источником света оказался узкий проход, что вел в довольно просторный склеп с тремя массивными, покрытыми толстым слоем пыли саркофагами. По каменной усыпанной опавшими листьями лестнице беглецы поднялись наверх к ажурным воротам, – по счастью, не запертым, – и очутились на кладбище.
Водруженный над склепом ангел с печальным лицом, простер над беглецами свои большие мраморные крылья. А вокруг среди вековых деревьев теснились потемневшие от времени кресты, обелиски и скульптуры.
Меж тем безжалостный таймер начал отсчет последних пятнадцати минут. Это снова привело Серафима в состояние паники.
Что же делать? Как быть с Козеттой? Если он сейчас вернется в свое время с ковчежцем, обратно его уже никто не отправит.
Решение созрело мгновенно.
– Козетта, жди меня здесь, я мигом.
Быстро глянув по сторонам, не видит ли кто посторонний, он снова спустился в склеп и подойдя к центральному саркофагу, попытался сдвинуть в сторону его крышку. Не сразу, но ему это удалось. Посветил внутрь фонариком и, убедившись, что между краем саркофага и укутанными в саван ногами его обитателя есть достаточно места, опустил туда рюкзак. Опустил и, чувствуя некоторое угрызение совести от сделанного, сказал негромко:
– Прости, брат, что тревожу твой покой, но мне надо помочь одному маленькому человечку.
Серафим снова придвинул крышку и поспешил к выходу. Выйдя из склепа, он присел рядом с Козеттой на корточки, так что его лицо оказалось вровень с ее лицом, и взял девочку за руки.
– Козетта, послушай. Сейчас мне надо уйти. Ненадолго. Но ты жди меня здесь. Хорошо?
– Хорошо, дядюшка Серафимушка, – пропела та ангельских голосочком и тут же спросила. – А ты не бросишь меня?
– Что ты, Козетта! Я обещаю тебе, что обязательно вернусь.
– Вот – питье, – он сорвал с пояса фляжку с водой. – Вот – еда. – он достал из кармана упаковку с питательными таблетки. – Эта особая, так сказать, волшебная еда. Если захочешь есть, съешь одну штучку. Вот так.
Серафим выдавил из упаковки одну из таблеток и положил девочке в рот.
– Можешь жевать ее или просто проглотить, но до вечера есть ты точно уже не захочешь.
Козетта покорно взяла фляжку и таблетки. Но сейчас они ее мало занимали. Глаза ее стали серьезными:
– Ты не бросишь меня? – снова повторила она.
– Нет. Я же обещал. Вот еще возьми фонарик.
– Ты что не вернешься до темноты? – спросила она и глаза ее стали набухать слезами.
– Не знаю, Козетта. Все может случиться. Вдруг я задержусь. Но ты ведь ты не боишься темноты?
Козетта отрицательно мотнула головой, но фонарь взяла.
– Только долго не держи его включенным, – Серафим показал ей, как включать и выключить фонарик. – Иначе сядет батарейка,…эээ… ну…как тебе объяснить…
– Он просто устанет гореть? – подсказала Козетта и хлюпнула носом.
– Что-то типа того..
Серафим глянул на таймер. Осталось лишь пять минут. Пора уходить, чтобы, не дай бог, не напугать Козетту своим внезапным исчезновением.
– Все – мне пора, – сказал он, вставая. – И не реветь, слышишь? А то не вернусь!
Козетта тут же отерла слезы и зябко поежилась. Заметив это, он снял камзол и накинул ей на плечи.
– Если вдруг будет холодно…
В камзол можно было завернуть наверное три Козетты. Его полы легли на землю подле нее, как два цветочных лепестка у ног Дюймовочки.
Больше всего Серафим боялся, что Козетта его окликнет. На сердце легионера словно навалилось с десяток могильных плит, и с каждым шагом их тяжесть только росла. Памятники и деревья сразу скрыли от него Козетту, но, только свернув на широкую ведущую к воротам аллею, Серафим решился, наконец, остановиться. Небольшую часовенку на повороте он запомнил, как ориентир. Таймер на руке тоненько пропищал: пошел отсчет последней минуты.