Карине он, к слову, понравился. Корректный, вежливый, с тёплыми руками, которыми он разминал ей живот, когда Травиц, обнажённая ниже пояса, лежала на кушетке после очистительной клизмы в уже другом помещении третьего этажа. Массаж был приятен и слегка возбуждающ. Возбуждала и мысль о том, что придётся столкнуться с ещё неизведанными ощущениями — а Карина иной раз не отказывала в удовольствии запихнуть себе в кишки какую-нибудь инородную субстанцию…
— Тайминг процесса примерно таков, — говорил Джексон, погружая пальцы в податливую мягкость. — В течение часа вам в кишечник введу порядка двух литров смеси сахаров и масел. Смесь консистентная, поэтому вводить её приходится достаточно долго. Затем с помощью продолговатой водяной пробки протолкну её как можно глубже и буду поднимать давление, пока не откроется баугиний, и смесь не начнёт поступать в тонкий кишечник. Иначе реакция ферментации просто не сможет начаться. На это ещё потребуется часа два — два с половиной. После этого моё непосредственное участие может быть окончено, можете просто спокойно отдыхать в палате порядка шести-восьми часов. Там есть пульт развлекательного устройства, если вдруг будет скучно, — улыбнулся Джексон. — Затем начнётся процесс роста дрожжей. Пугаться не надо — звуки могут быть довольно громкими, но вреда никакого не будет. Животик, конечно, набухнет. Ближе к концу процесса — примерно за час — начнётся бурное выделение делкиголя — в этот момент мне нужно будет поставить вам укол препарата, который блокирует всасывание спирта кишечником. Это сделать необходимо, иначе вы получите сильнейшее алкогольное отравление, а часть продукта будет утрачена. Затем я извлеку пробку, и вы испытаете такое облегчение, перед которым, говорят, меркнет любой оргазм…
Карина молчала, чувствуя, как пальцы биотехника проминают расслабленные мышцы и нащупывают толстые кишки, перекатывая их под слоями кожи, жировой прослойки, пресса и фасций.
— Настоящее вино, — неожиданно для самой себя сказала она, — так быстро не может стать готовым…
— Это действительно не вполне вино, — согласился Джексон. — То, что выйдет из вас — это концентрированный сырец, который должен ещё «дойти». Завтра утром, примерно в это же время, он окажется в чане, где будет дображивать, а к вечеру дойдёт до кондиции.
— Пан Шнейдеман говорил, что с одного донорского сеанса выходит литров двадцать.
— Верно. После того, как вы освободите животик, я сделаю вам сифонную очистку. Это нужно для того, чтобы продукты брожения не остались у вас внутри, иначе будете сидеть на анестетиках ещё несколько дней и всё равно загибаться от расстройства кишечника. И конечно, драгоценные дрожжи должны оказаться в бродильном чане. Концентрация и крепость вина при такой технологии немного снижаются, но зато не теряется его информационная ценность. К вечеру из вина отделят остатки масел, оно будет процежено, охлаждено и подано жаждущим… Думаю, за день вы отлежитесь, подремлете и придёте сами на дегустацию. Я слышал, что это очень пикантно — попробовать самоё себя на вкус. Узнать, каковы на самом деле собственные переживания, эмоции и всё такое.
— Не знаю, — сказала Карина. — Может быть.
Ей вдруг стало страшно, захотелось немедленно сорваться с места, сбить с ног Джексона, набросить на бедра какую-нибудь ткань и покинуть этот особняк, который казался ей все более зловещим. Это она могла сделать довольно просто… Но отступать было нельзя. И причин тому было много — и контракт (в небольшой степени), и задание руководства, и собственная — куда деваться? — стойкость. Пожалуй, можно было назвать ещё две причины, но про них Карина решила не думать.
— Ну всё, если вы готовы, можете надевать корсет… Это по желанию. Он выравнивает давление, нивелирует неприятные ощущения. Но немного затрудняет дыхание.
— Не хочу, — неожиданно для самой себя сказала Карина.
— Принимается, — сказал Джексон. — Тогда протяните руки.
Карина протянула руки, и биотехник защёлкнул на запястьях наручники со сноровкой, редкой для врача-гастроэнтеролога.
— Мне не нравится этот вариант, — желчно произнесла Карина.
— Были случаи, когда донор выдёргивал пробку и причинял себе вред, — заявил Джексон. В контракте, который вы подписали, есть такие пункты: «Прерывание процесса выработки донорского продукта по инициативе Донора не допускается» и «Донор не вправе отказываться от временных способов ограничения локальной подвижности во время процесса выработки донорского продукта». В противном случае — неустойка. Вы помните, о чём там идёт речь?
Карина помнила, что речь шла о принудительном оказании услуг общего назначения. В них не было ничего запредельного, но период на срок одного локального года без права покинуть Кардиган-Томсон её никак не устраивал. Раскрытие же инкогнито тоже было невозможно.
У Травиц отчаянно колотилось сердце, когда Джексон подкатил к кушетке вертикальный стальной цилиндр, похожий на большой термос, установленный на треножнике. Из цилиндра выходил шланг диаметром примерно полтора сантиметра, оканчивающийся затейливым наконечником в форме вытянутой груши с манжетками.
— Ножки выше поднимем…
Карина подчинилась. Джексон зафиксировал обе голени на лотках, развёл их на необходимое расстояние и принялся смазывать анус женщины гелем. Видно было, что производит он подобные действия не впервые, да и не без некоторого удовольствия… Впрочем, работа должна приносить удовольствие, иначе какой смысл вообще работать, когда вполне можно обойтись без этого?
Толстый наконечник лениво заполз внутрь. Когда он остановился, Джексон надул манжетки, чувствительно растянув анус… Потянул кнаружи — держалось крепко. Выскользнуть наконечник не мог.
— Готовы? — спросил он. — Включаю.
— Давайте, — с энтузиазмом откликнулась Травиц. Ей уже не было страшно. Нисколько. Она тоже была сейчас на работе.
• • •
…Электра лежала на постели совершенно голая и лениво переключала каналы передач. Смотреть ей ничего не хотелось. Слушать — тоже. Принять участие в какой-либо игре, хотя бы и с полной иллюзией присутствия — тем более. Она не вызывала фантомов, хотя за последние дни привыкла к основательному сексу и сейчас чувствовала напряжение плоти, которое нуждалось в разрядке. Но Электра была верна Карине, как она и сама считала, до полного идиотизма, не прибегая к изощрённым суррогатам, не говоря уже об обычном сексе. Если Карины рядом не находилось (а так оно и было обычно), Электра пускала в ход пальцы или собственный язык, лишь изредка прибегая к игрушкам. Да и мастурбацией, будучи в одиночестве, не сказать что злоупотребляла. Не каждый день и хотелось, если честно. Но уж если хотелось, то до слёз и судорог… Собственные фантазии порой пугали девушку. Она отлично знала, что Карина, проигнорировавшая психокоррекцию — садистка-убийца, если называть вещи собственными именами. Но она также знала, что Травиц скорее убьёт сама себя, нежели выпустит кишки невиновному человеку… Дичайшая, самая сокровенная мечта Электры заключалась как раз в том, чтобы умереть от руки любимой женщины, которая однажды спасла её от страшной гибели. И она не просто была готова умереть за эту любовь, но и принять жесточайшее мучение. Иногда, отпуская свои грёзы на волю, Электра это так и представляла себе, что лежит на спине, вот так, как сейчас примерно, а её любимая сидит на корточках рядом и сжимает в руке… Прямой тонкий кинжал… Или кривой серпообразный нож… Или старинную бритву, острую и короткую… Подруги нежно ласкают друг дружку кончиками пальцев, чуть касаясь кожи… Электра чувствует прикосновение пальцев к животу и от наслаждения закрывает глаза. Её тело трепещет в ожидании. Карина не торопится. Она мнёт ей животик вокруг пупка и чуть ниже, самые мягкие и самые нежные части. Электра кладёт свою руку на ладонь подруги, немного нажимая — пора, я жду проявления твоей любви, самого высокого, какое только может быть возможным… Видишь, как я тебе доверяю, и как хочу принять от тебя то, что больше, чем секс, сильнее, чем оргазм… Сквозь приопущенные ресницы она видит стальной блеск лезвия. Оно всё ближе, всё ниже… Электра сжимает бедра, которые непроизвольно подрагивают, подавая поверхность живота ближе к хищному концу лезвия. Карина царапает ей кожу этим лезвием, проводит крест-накрест сбоку набок по линии талии и от диафрагмы до лобка. Задерживает руку напротив пупка, слегка подаёт её вниз. Ох! Лёгкий ожог укола в глубине ямочки отдаётся по нервному меридиану в самый клитор и заставляет Электру вздрогнуть всем телом. Карина колет Электру ножом в разные участки живота, где-то едва касаясь, а где-то и протыкая кожу. Несколько бусинок глубокого красного цвета появляются на белом атласе кожи. Ещё один укол в пупок, сильнее предыдущего. Он заставляет девушку содрогнуться всем телом; боль вызывает сильную пульсацию между центром живота и глубинами влагалища. Вагина наполняется нектаром, а пупочная ямочка заполняется кровью — её уровень поднимается всё выше, затопляя до краев. Электра чувствует, как тёплые тонкие струйки стекают по бокам, по линии талии. Её дыхание становится прерывистым, она дрожит всем телом, понимая, что сейчас нож погрузится глубоко в её тело. И всё-таки этот момент наступает неожиданно. Холодное и одновременно раскалённое лезвие скользит вглубь — вниз и немного вбок, рассекая нежные ткани животика, — Карина, проколов кожу в левой части и примерно парой сантиметров ниже пупка, медленно погружает клинок в самое нутро подруги, которая не может даже вскрикнуть — у неё перехватило дыхание. Нож прорезает оболочку брюшины (вспышка боли такая, что туманит сознание), царапает поверхность кишки… Говорят, оболочки кишечника не сильно чувствительны к боли, но Электра ощущает сталь внутри себя, понимает, что клинок протыкает нежные ткани, и это заставляет её стонать — тонко и протяжно. Боль заполняет её всю, каждое движение ножа в руке Карины наполняет живот рвущими и жгучими ощущениями, но даже они не мешают почувствовать, как свободная рука подруги нежно гладит ей лицо. И тогда, несмотря на боль, Электра даже пытается немного выгнуться вперёд, чтоб посильнее насадиться на лезвие — пусть любимой будет приятно, пусть знает, как сильно Электра её любит! Она кричит и об этом тоже, захлёбываясь, хрипя. Нож продолжает рассекать ей животик, он уже дошёл до правого бока. Лезвие распороло кожу, оно режет самую чувствительную ткань — брюшину и тянет за собой упругие петли кишечника, тянет их с натугой, прежде чем распороть и выпустить в полость их содержимое — едкое, раздражающее, усиливающее и без того невыносимые боли. Кровь безостановочным тёплым потоком течёт между ног, заливая промежность… Рука Электры находится там… Она понимает, что боль не даст выход вожделению, сомнёт его, задавит… но всё равно продолжает судорожно тискать липкие, влажные губы.