Варвар отказывался делиться информацией.
Время шло.
…Сбросив блузку, Травиц взялась за поистине заплечные дела. Спустя десять минут под ногами Грондессуна валялись два откушенных клещами мизинца с его ног; кровь сочилась из глубоких порезов на бёдрах; Химик грязно выругался, когда вонь палёной плоти донеслась до его носа, забитого по случаю некоторого стресса сверхплановой порцией кокаина. Электра сидела бледная, но она знала, что Карина любит, когда та смотрит на допросы; по убеждению Травиц, в любой, даже самой добродетельной душе имеют место демоны жестокости, которые, в числе прочего, хоть и вызывают тошноту, но при этом заставляют вырабатывать дополнительную смазку во влагалище.
— Седьмое солнце! — в сердцах выкрикнула Карина — так, по словам преподавателей Электры из её колледжа, ругались люди искусства на Земле-прародительнице. — Да ты что, на самом деле ничего не знаешь, что ли?!
Побледневший до серости Фаргх только закинул голову и простонал. Обычный носитель информации уже давно бы всё выложил. Но варвары с окраин Форда, как полагала Карина, не были обычными носителями информации. Для них наверняка требовалось что-то особенное…
— Химик, разведи мне соляной кислоты. Процентов на тридцать, — потребовала Карина.
— Да это без проблем, — пробормотал мужчина, слегка уже покачивающийся от щедрой понюшки. Для Химика это были всего лишь технические вводные. На предмет уборки после окончания допроса.
Карина с раскрасневшимися от возбуждения щеками взяла окровавленными пальцами шприц — простой стеклянный шприц на сто миллилитров с массивным плунжером, и подобрала к нему иглу соответствующей длины — сантиметров десяти, не меньше.
— Теперь слушай сюда, Грондессун Фаргх. Ты уже наелся, но спасибо не говоришь. Это плохо. Теперь я собираюсь угостить тебя десертом. Вот этим шприцем я буду тебе вводить в брюшину соляную кислоту. Тебе приходилось слышать, как мучаются люди, раненные в желудок, когда сок вытекает из него и обжигает другие органы? Эта кислота не концентрированная, но, конечно, покрепче желудочного сока. Она начнёт разъедать тебе кишки сразу же, как только окажется у тебя в брюхе. Понимаешь? Стенки кишок сначала начнут съёживаться, потом истончаться и, наконец, на них появятся сквозные язвы, через которые в полость потечёт содержимое, тоже сравнительно едкое. Если ты думаешь, что знаешь, что такое боль, то глубоко ошибаешься. Я тебя уверяю, что когда твой кишечник начнёт растворяться, ты пойдёшь на всё, чтобы прекратить это. Возможно, я дам тебе анестетик и отправлю к врачу… Возможно, через месяц или два ты даже сможешь самостоятельно питаться. Но эти месяц или два тебе не помогут даже анестетики или наркотики — ты будешь проводить долгие дни и ночи в сильнейших мучениях. А сейчас тебя ждёт самое интересное.
Химик, понявший, что именно задумала Карина, счёл за лучшее на время исчезнуть из кладовой. Электра, хоть и была бледна, но облизнула губы — всё было в порядке.
Невзирая на дикие вопли и ругань Фаргха, Карина набрала полный шприц прозрачной жидкости, воткнула иглу в живот справа от пупка и принялась погружать её внутрь. Ей нравилось представлять, как игла прокладывает себе путь сквозь живые ткани: кожа была прошита моментом, тонкий, почти несуществующий жировой слой — немногим дольше. Твёрдую мышечную ткань, которая непроизвольно сокращалась, игла пробивала с трудом. Последний рубеж перед брюшиной — тонкий слой клетчатки — остриё даже не почувствовало. На прокол брюшины тело отреагировало немедленно — оно содрогнулось, его обладатель издал странный звук — нечто среднее между рычанием и воплем.
— Ты не представляешь даже, чего мне стоит удержать себя от того, чтобы не нажать немедленно на поршень, — сказала Карина. — Я очень хочу тебя убить. И не просто убить, а сделать так, чтобы ты сдох в самых жестоких мучениях. Потому что ты собирался убить меня и мою любимую женщину. Потому что ты… — Карина хотела напомнить ему о том вечере, который провела с ним, но решила этого не делать. Он бы всё равно ничего не понял, а расстраивать Электру она не собиралась. — Потому что ты отправляешь людей на смерть… Ну!
Фаргх испугался. Во-первых, боль и жар в животе резко усилились, а во-вторых, он знал, как выглядит взгляд садиста, который добрался до объекта своего вожделения. И то, что Карина непроизвольно облизнула губы, даже такому примитиву, как Гронди, сказало достаточно, чтобы понять: он в руках психопатки… Которая, как ни странно, действительно служит в полиции Взаимодействия, а это значит, что ей нельзя говорить ни единого слова… Плохо, конечно, что он не сумел распознать полицейскую ищейку сразу, но кто же мог предположить, что она вот так враз возьмёт и отдастся ему, а потом ещё отсосёт с явным наслаждением и притом мастерски, как закоренелая шлюха!
— Ну что ж, если ты не хочешь говорить, пока ещё есть возможность тебя потом отремонтировать, то это твоё дело, — проговорила Карина. — Потом всё равно скажешь… Ты знаешь, я даже рада тому, что ты сейчас ещё молчишь…
С этими словами красивая женщина, полицейская ищейка, шлюха и психопатка в одном лице, удобнее взялась левой рукой за шприц, слегка пошевелив им и заставив Фаргха вздрогнуть, а большим пальцем правой медленно нажала на плунжер. «Если бы ты знал, как я люблю такие моменты», — до ушей Гронди донеслась фраза, произнесённая почти шёпотом и с лёгким эротическим придыханием.
Жар от глубоко проникшей иглы стал распространяться по всему животу, быстро трансформируясь в жгучую и одновременно тянущую боль. Карина выдавила всю жидкость из шприца, затем с некоторым усилием выдернула иглу — мускулистый пресс сопротивлялся любому движению. И тут стало больно по-настоящему. Жар вдруг стал живым и злым, словно бы в живот запихнули выловленного в реке крокодила, которых на родине Фаргха было более чем достаточно… Крокодил несколько раз сомкнул челюсти, прокусывая и разрывая кишки. Фаргх несколько секунд просто не мог поверить, что существует такая боль — крутящая, бьющая, режущая. Он дёрнулся в своей подвеске, засучил ногами и хрипло зарычал, выдав порцию страшных ругательств. Ему показалось, что в животе у него что-то лопнуло, словно надувшийся мыльный пузырь… Болевой приступ от этого лопанья на фоне беснующегося в кишечнике крокодила был чудовищно острым; он даже перекрыл все остальные ощущения. И Фаргх наконец завопил, потому что такое не мог бы выдержать даже берсерк. И уж тем более человек, мнящий себя таковым. В животе лопнул ещё один «пузырь». Потом ещё один… и ещё… Грондессун конвульсивно дёргался. Мышцы его бугрились, на лбу и предплечьях вздулись синие узлы вен. Белая кожа заблестела от выступившей испарины.
— Смотри, моя девочка, — обратилась Карина к побледневшей Электре. — Этот тип хотел, чтобы мы с тобой заживо сгорели в капсуле.
— Я понимаю, — слабым голосом произнесла Фламенко. Её душа разрывалась пополам: одну её часть мутило, она с трудом выносила зрелище страшных мучений; но другая половина испытывала тёмное возбуждение, заставляя девушку сжимать бёдра.
— Где Химик?.. А, ладно… Я знаю, что надо сделать…
Карина взяла со стола одно из валявшихся на нем электронных устройств, выглядевшее как продолговатый стеклянный фонарь, нащупала кнопку, и внутри длинной колбы запульсировал неяркий розовый свет. Травиц поднесла конец «фонаря» к затылку Гронди, и тот почти сразу прекратил вопить, издавая только глухое рычание. Бинауральный анестетик освободил тело Фаргха от боли… Но на очень короткий срок. На физиономии блондина появилось выражение невероятного облегчения, его глаза начали закатываться. Впрочем, сползти в забытьё ему бы не позволил препарат Химика.
— Грондессун, — отчётливо сказала Карина. — Ты уже понял, что тебе придётся перенести в течение долгих, очень долгих часов, если ты будешь молчать. Скажи, почему ты решил нас убить, и где находится ваша база запретных удовольствий. И я тогда сниму твою боль и отправлю на лечение. Ты останешься жив и даже частично цел… Ну! Считаю до трёх. Раз… Два!
И, не став говорить «три», Карина быстро отодвинула анестетик от затылка Гронди. По своему опыту она отлично знала, насколько страшна резко возвращаемая боль… А кислота уже должна была проесть несколько дырок в кишках и начать пузыриться в полости, смешиваясь с содержимым кишечника и выделяя абсолютно невыносимые для организма вещества. И организм не замедлил отреагировать. В животе словно разорвалась зажигательная бомба с напалмом. Нечеловеческий вопль, полный дикого ужаса и невыносимой муки, ударил по ушам находящихся в кладовой женщин.