— Наверное, — Карина изобразила равнодушие. — Но и мне показалось, что ты тут с целями не как у других… Не верю, что тебе понадобилась планета в собственность, да ещё в компании довольно примитивных людей… Какие обычно на игры и приходят…
— Верно… Меня не интересует результат игры. Я вообще не собираюсь возвращаться отсюда. Потому что собираюсь остаться на том острове…
— Не поняла…
— Ты же знаешь, каким образом тут выбывают из игры? У тебя на животе сидит сжатая пружина… Она острая, очень острая… И с зазубренными краями… И когда в тебя попадают, она проникает тебе в живот… Там разворачивается и режет твои кишки… Зазубренные края протыкают оболочки кишок, растягивают петли… Содержимое вытекает в брюшную полость, где сразу же начинает раздражать нервные участки. От боли тебя начинает трясти, ты бьёшься в судорогах. Ты можешь течь, но не отдавать себе в этом отчёта. Ты мечтаешь одновременно о самых диких вещах — самостоятельно разорвать себе брюхо, застрелиться, отдать всё за крупинку любого анестетика, но вместо этого просто держишься за живот, внутри которого ощущаешь немыслимые терзания.
Раймонда описывала эти страдания тихим голосом, с придыханием, прикрыв глаза веками с длинными пушистыми ресницами.
— Ты говоришь так, словно только и мечтаешь об этом, — тоже тихо сказала Карина.
— Может быть, — лениво ответила Раймонда.
— Хочешь, я тебе что-то покажу? — спросила Карина. И, не дожидаясь ответа, приподняла край майки, обнажив живот. — Видишь, возле пупка шрам, едва заметный, круглый такой?
— Вроде вижу…
— Это от пули. Я знаю, что такое — получить кусок металла в живот.
— Ты получала пулю в кишки? — широко раскрыв глаза, спросила Раймонда. — По-настоящему, глубоко внутрь?
— Да. Это очень больно. И очень страшно.
— Расскажи. Я тебя умоляю… — простонала блондинка.
Карина рассказала. Сначала неохотно, но потом вошла во вкус и начала расписывать свои ощущения в подробностях — о страшнейшем ударе в живот, о жаре в брюшной полости, о том, как вдоль пулевого канала и вокруг самой пули формируется тянущая и грызущая нутро боль, которая заставляет ложиться на бок и подтягивать колени к животу. И как физически ощущаешь медленное вытекание кишечной кислоты в полость, которая понемногу разъедает нежные ткани.
— И ты абсолютно права, — сказала Карина, ощущая сильное половое возбуждение, — тут может возникнуть странное и дикое желание. Мне, например, хотелось, чтобы у меня живот лопнул. Взорвался.
Реакция Раймонды была неожиданной.
— Я тебе завидую, — сказала она. — Испытать такое и остаться в живых мало кому удаётся.
— Верно. Всегда остаётся возможность, что помощь запоздает, и тебя не смогут спасти…
— Я несколько раз протыкала себе живот иглами, — перебила Раймонда. — Прокалывала кишки. Они заживают. Не очень быстро, правда… и потом ещё долго ощущается боль — она так тоненько пульсирует время от времени… Накачивалась водой и воздухом до отказа, пока от боли и давления не теряла сознание. У нас в колледже был клуб, где я часто выступала в роли «нижней», исключительно по играм с животом. Мне однажды порвали брыжейку. Парень прыгнул мне на живот и не удержался, упал, резко рванув в сторону. Было больно, но не сказать, чтобы очень. Я знакомилась с мужчинами, которые уверяли, что мечтают выпустить девушке кишки. С последующим помещением в клинику, конечно. Ничего этого и в помине не происходило… Два раза ходила на игры проекта «Голод», в эпизоды с ножевым боем. Представь себе — не получила даже царапины. Наверное, я когда-нибудь смогла бы вскрыть живот сама себе, но пока не получается. И потом, я не слишком люблю кровь… Когда мне подрезали язык, самое неприятное было в долгом кровотечении.
— А язык-то зачем? — удивилась Карина. Как-то он не очень вписывался в картину мазохизма её новой знакомой.
— Я удлинила его себе раза в два, — сказала девушка. У нас в колледже одно время была такая мода — удлинять языки и удалять лишние ребра для гибкости. У меня был друг, мы с ним занимались автофелляцией и автокуни.
— Ты не девственница? — спросила Карина. Она от этих откровений уже по-настоящему потекла, а голова у неё шла кругом — такая странная и притом казавшаяся почему-то естественной гамма извращений была большой редкостью. Ещё большей редкостью было то, что о ней кто-то рассказывал, тем более — первому встречному. Это возбуждало просто дико, безумно — Карина знала цену такой откровенности. И знала, что заставляет людей так откровенничать — депрессия, вызванная скукой, одиночеством и тотальным непониманием со стороны окружающих.
— Сейчас — уже нет. Года три уже как. До этого была технической девственницей. Ну, колледж, где я училась, считался элитным — с одной стороны это вроде как накладывало некоторые ограничения на свободу поведения, а с другой — раскованность студентам была просто необходима. Ханжество и лицемерие, словом. Мне даже бойкот объявляли, правда, ненадолго. За мной бегали пятеро мальчишек в надежде лишить девственности — это было вроде ритуала, хотя я сосала у двоих из них и давала им в попу. И вот тут я на одной клубной вечеринке выхожу такая вся в центр круга, задираю белую юбку и, никому ничего не говоря, с размаху сажусь на фак-машину — парни чуть с ума не сошли от бешенства. Наша патронесса потом предлагала мне гименопластику сделать, я отказалась — зачем?
— Слушай, ты меня по-своему восхищаешь, Раймонда, — искренне сказала Карина. — Зря ты пошла на эту игру. Ты с таким отношением к жизни действительно можешь с неё не вернуться.
— Так я этого и добиваюсь… Знаешь, Сканди, когда на меня выйдет противник, я подставлюсь ему так, что у него не получится промахнуться… Ты бы хотела быть на его месте? Именно так, как я это представляю. Ты целишься и готовишься прятаться, чтоб в тебя саму не попали, а тут я — выхожу такая вся, бросаю мушкет на землю и медленно иду тебе навстречу. А ты поднимаешь оружие и стреляешь. Знаешь, я буду стоять так долго, как только смогу… Ну, разве что прислонюсь спиной к чему-нибудь. Пока ноги держат, буду стоять. Попробую мастурбировать, хотя, как мне кажется, из этого ничего не выйдет… Хочу, чтобы мой убийца подошёл ко мне вплотную и смотрел мне в глаза. Если он сам начнёт мастурбировать — чего ещё желать остаётся, Сканди?
Карина была в лёгком шоке. От вожделения у неё кружилась голова и перехватывало дыхание. Раймонда не могла этого не увидеть.
— Ты хочешь меня? — спросила она. — Только ответь честно и не раздумывая.
— Да! — негромко, но вложив всю душу в этот возглас, произнесла Карина.
— Я бы хотела, чтобы мы с тобой попали в разные команды, и ты бы убила меня. А потом расстегнула брюки и начала мастурбировать, глядя, как я мучаюсь… Ты тоже этого хочешь?.. Вижу, знаю, что хочешь…
Откровения блондинки ранили Карину в самое сердце. Нет, она не хотела убивать эту девушку. Травиц отвела глаза… И Раймонда всё поняла.
— Жаль… Я думала, что нашла то, что ищу…
С этими словами девушка поднялась со скамейки и медленно побрела прочь по мощёной тропинке парка. Карину словно пружиной подбросило. Она догнала Раймонду, зашла к ней лицом к лицу, взяла её локти в свои ладони и заговорила, думая, что, наверное, сошла с ума. Карина пыталась убедить Раймонду уйти с игры, причём вместе с ней, уверяла, что ничего хорошего нет в смерти вообще и в мучительной смерти в частности, не исключая и смерть от «лилии». Несколько несвязных фраз было сказано о том, как была потрясена Карина сегодняшней встречей…
Раймонда отрицательно покачала головой, мягко освободилась от рук Карины и пошла дальше. Лейтенант Травиц понимала, что бесполезно что-то делать, и ей было бесконечно горько и тяжко: она вдруг отдала себе отчёт, что сейчас, в этот момент глубоко и нежно влюбилась. Вероятно, впервые в жизни. И это было неправильно — Карина ожидала, что если и влюбится, то в мужчину… и при совершенно других обстоятельствах.
• • •
— Значит, я могу отказаться от участия прямо сейчас? — спросила Карина.
— Можете, — спокойно ответил Зураб Ашинеску, старший распорядитель. — Но по условиям договора по возвращении вы будете обязаны прийти в офис проекта и выполнить свои обязательства.