— За что? — дрожащим голосом спросила Филдинг. — За что он убил их? И почему такая смерть?!
Ответ на первый вопрос Скалли знала. Но как сказать этой женщине, что именно они с Малдером навлекли гибель на супругов Троубриджей. Преступник отомстил им за разговоры с агентами, а еще вероятнее, за то, что они так и не решились сказать. На второй вопрос ответить было гораздо проще.
— Почему такая смерть? Чтобы оживить легенду, — с уверенностью произнес Малдер. Говоря это, он не отрываясь глядел на алтарь — что-то казалось ему подозрительным. — Нет лучшего способа замести следы, чем свалить вину на мифическое чудовище. А заодно настроить всех местных жителей против нас. Кто теперь отважится помочь нам в расследовании? С этой минуты мы должны надеяться только на себя.
Филдинг с трудом встала на ноги и тяжело вздохнула:
— Я попытаюсь поговорить с соседями. Возможно, кто-то успел что-нибудь заметить. К сожалению, это все, чем я могу вам помочь. Какое горе… Я была на их свадьбе — как они смотрели друг на друга! Оба были чужаками в здешних местах: он — американец, она — северянка. Но они оба любили, а все остальное, то, что их окружало, было совсем не важно.
Утирая глаза рукавом, доктор тихо вышла из дома, предоставив агентам возможность делать свою работу.
Скалли постаралась тут же забыть слова Филдинг. Если следователь или эксперт каждую секунду помнит, что покойник совсем недавно был достойным человеком, он сможет впоследствии написать трагедию, но найти преступника — никогда. Она тряхнула головой и опустила ладонь в лужу крови — по ее температуре можно было приблизительно установить время смерти.
— Примерно три часа назад, — определила она, — значит, убийца поджидал, когда мы уйдем. Возможно, даже глядел нам в спину. А потом сразу взялся за дело.
— Может, он и сейчас крутится где-то рядом. — сказал Малдер. — Ждет, каков будет наш следующий шаг. Но скорее всего он уже успокоился, ведь канал информации перерезан. В буквальном смысле.
Скалли подошла к Малдеру, наблюдая, как он ощупывает статую Будды. Золотая фигура должна была весить фунтов пятьдесят. Металл был отполирован до блеска, кроме тех участков, где его подплавили горячие благовония. Лик Будды остался абсолютно умиротворенным — пятна крови нисколько не омрачили блаженной улыбки.
— Я рада, что ты сейчас не в толпе, Малдер. Удивительно, почему ты не обвиняешь во всем чудовище:
— Монстры убивают свою жертву, но никогда не обыскивают ее дом. До такого может опуститься только человек. И только человек настолько боится при этом небесной кары, что не смеет коснуться статуи Будды.
Он нажал на едва заметный выступ у основания статуи — и раздался тихий щелчок. Фигура Будды откинулась назад, а под ней открылся тайник!
— Вот это да! — прошептала Скалли, — Как ты догадался?
— Меню подсказало. Сомдтам и као-ниу — северные блюда. Коль скоро Рина готовила их с таким мастерством — значит, она северянка. Это, кстати, и Филдинг только что подтвердила. Но обрати внимание на Будду — руки у талии, ладони открыты. Типично южный вариант изображения. Странно, что она поставила дома именно такого, правда? Я тоже удивился, пока не обнаружил, что преступник не дотронулся до статуи, перевернув весь дом.
Малдер опустил руку в тайник и извлек Оттуда пухлый конверт.
— Южный таец никогда не посмеет осквернить такой алтарь. Лучшего тайника просто не придумать.
«Да, в наблюдательности с тобой мало кто сможет сравниться!» — с уважением подумала Скалли.
— Что там? — нетерпеливо спросила она. Малдер неторопливо, как фокусник, вскрыл конверт и заглянул внутрь.
— Фотографии, — бесстрастным тоном ответил он, — около дюжины, разделены на две пачки и перехвачены резинками. И несколько печатных листов.
— Доставай же, хватит томить!
Малдер подошел к столику, снял резинки и стал раскладывать снимки. Фотографии из первой пачки потрясли Скалли едва ли не больше, чем изуродованные тела, лежащие на полу. Снимки, датированные началом семидесятых, запечатлели раненых солдат — некоторые из них полностью утратили человеческий облик. Скалли догадалась, что это люди, только по форме носилок, обычных для военных госпиталей.
— Ожоги напалмом, — сказала она, покачав головой. — Площадь поражения не меньше двадцати процентов. Эти несчастные были обречены. А скорее всего фотограф заснял уже трупы.
Она просмотрела вторую пачку. Опять обнаженные мужские тела на точно таких же носилках. Но на поверхности тел ни единого повреждения, ни единого шрама. Эти люди выглядели совершенно здоровыми. Везде была указана дата съемки — 7 июня 1975 года.
Скалли задумалась, пытаясь понять, что означает эта странная фотоэкспозиция.
— Судя по носилкам, съемка проводилась в госпитале МЭШ, — начала она рассуждать, но осеклась, заметив, что Малдер сличает два фотоснимка. На одном было изуродованное тело, на другом — целое и невредимое.
—. Посмотри, Скалли!
Скалли склонилась над фотографиями и сразу поняла, что именно так потрясло напарника. Хотя на первом снимке правая щека раненого начисто отсутствовала, не было никаких сомнений — на обоих фото один и тот же человек. Она сверила цифры, проставленные в уголках фотографий, и покачала головой.
— Наверное, перепутаны даты. Такие ожоги не заживают. А если бы он как-то умудрился выжить, то по всему телу остались бы рубцы и шрамы.
Малдер, казалось, совсем не слышал ее. Он раскладывал фотографии по парам и в одном случае опознавал солдата по форме ушей, в другом — по разрезу уцелевшего глаза. Некоторые раненые были изуродованы до неузнаваемости, но и тех, которых удалось опознать, вполне хватало, чтобы утверждать: искалеченные люди за три года совершенно поправились. Малдер вопросительно посмотрел на Скалли.
— Я знаю, к чему ты клонишь. Не может быть. Замена небольших участков кожи искусственной — да, допускаю. Но ничего похожего на это! Медицина — это наука, а не магия, Малдер. Здесь просто что-то напутано.
Малдер пальцами отбил на краю стола барабанную дробь. Он знал, что Скалли не права, но доказать это пока не мог. Да и некогда было — своей очереди дожидались листы, заполненные печатной информацией.
Первая страница оказалась каким-то списком — имена, цифры, диагнозы, распределенные по колонкам. Скалли узнала знакомую форму регистрационного листа госпиталя. Цифры — личные номера военнослужащих — отличались, как и имена, но диагнозы были на удивление одинаковыми. У всех ожоги различной степени, причиненные напалмом или другими агрессивными химическими веществами. Площадь поражения — от пятидесяти процентов и выше. У некоторых — семьдесят, что означало неизбежную мучительную смерть.
— В списке сто тридцать человек, — подсчитал Малдер. — И у всех такие же серьезные ожоги, как у солдат на фотографиях… Оп-па! Гляди-ка! «Эндрю Палладии, ожоги напалмом, восемьдесят девять процентов кожи»!
Скалли не поверила, пока не прочла сама.
— Что скажешь? — осведомился Малдер. — Еще одна ошибка, как даты на снимках.
— Может быть, не ошибка, — допустила Скалли, — может быть, сознательная фальсификация. Эндрю Палладии скоро умер бы, получив такие ранения. Он мог выжить только в ожоговом центре, но провел бы остаток жизни в койке под капельницей. А уж никак не в пещере в диких горах.
— Если только…
— Что?
— Если только эти фотографии не подлинные, — сказал Малдер, выкладывая из конверта последний лист, — Если только Палладину не удалось создать идеальную искусственную кожу.
— Малдер!..
— Посмотри сюда. Это карта. На ней план госпиталя. Ван Эппс дал нам такой же, но с одним существенным недостатком — там отсутствует подземный этаж.
Скалли взяла у него листок. В самом деле, два уровня: верхний — палаты и коридоры, и нижний — подземные ходы и залы. Схема была исполнена довольно грубо. Каждое подземное помещение было помечено буквами и цифрами. И никаких объяснений. Впрочем, важнее было другое — официальный план госпиталя не включал в себя подземелье.