Но вдруг два или три меча одновременно вырвались из подвременья и вонзились в чёрную кожу комбинезона цахора с разных сторон, как бывает только во сне, когда одно превращается в другое, а ужас неожиданно сменяется облегчением.
Цахор упал, потом поднялся, но теперь он стоял как-то боком, словно был не способен больше твёрдо опираться на мостовую, и смотрел куда-то в сторону. Боль на несколько мгновений заслонила от него всё происходящее на площади, позволяя различать лишь то, что было перед глазами… “Тоннельное видение, результат болевого шока”, — решил Лотар и шагнул вперёд.
Капюшон не увидел его, как Лотар и ожидал, и пропустил удар. Сталь Гвинеда медленно прошила воздух и на добрых четыре дюйма вошла в бок цахора, примерно там, где находилась его печень, потом вышла чуть ниже и левее, прочертив на коже его куртки сочащуюся кровью полосу. Цахор поднял руку, чтобы зажать рану, но блеснула вторая медленная молния, прорисованная Акифом, и отрубленная чуть выше кисти рука отвалилась, словно сочный стебель, обдав всё вокруг тёмной кровью.
Лотар увернулся от тяжёлых капель и только после этого понял, что усталость и утомление не так велики, как ему казалось. Или кто-то помог ему?
Он оглянулся: Сухмет был серым, как будто вымазался в муке. Он уже не мог стоять, ноги его подкашивались, и старик растянулся бы на камнях, но Рубос поддерживал восточника одной рукой, не выпуская из другой меч. Да, определённо, держать ребят в подвременье и одновременно корректировать действия Лотара было очень тяжёлой работой.
Вдруг что-то звонко хлопнуло совсем рядом с Желтоголовым, словно разом сломалось сухое дерево, и в воздухе возник Стак. На лице его было написано возбуждение и ярость победы. Даже не посмотрев на Лотара, он сделал выпад, уклонился от слабого встречного движения цахора и нанёс ему очень сильный удар снизу в грудь. Кончик его меча показался из спины цахора, залитый дымящейся кровью демона.
Цахор низко застонал. Но прежде чем он упал на колени, Стак успел выдернуть свой меч. В этой победе он не сомневался. Командор повернулся к Лотару:
— Учитель, ты великолепно сыграл отступление, даже я поверил, что ты смирился, это и заставило его забыть о нас…
Лотар стиснул зубы. Он не знал, скажет ли когда-нибудь Стаку, что не играл в отступление, в покорность, в поражение. Может быть, если они выживут, и скажет, чтобы расширить представление Стака о бое, о способности сражаться, когда усталость и покорность превосходят даже его — Лотара — силы. А может быть, и не скажет, просто потому что это тяжело — признаться в поражении, пусть даже и несостоявшемся.
Да, если они выживут…
Вдруг ещё два меча нанесли демону скользящие, лёгкие на вид удары, и кровь снова обагрила камни мостовой. Это была победа. Даже цахору необходимо было несколько часов, чтобы восстановиться после таких ран. Но лучше всё-таки отрубить ему голову.
Лотар стряхнул кровь со светлой стали Акифа, спрятал его в ножны, взял Гвинед двумя руками и приготовился было нанести последний удар, как вдруг что-то мощное, несокрушимое и почти непостижимое человеческим разумом выдвинулось из того тёмного угла у конюшни, который привлёк его внимание в начале боя.
Это был Камазох. На вид такой же, как остальные цахоры. Но если от Логира исходила мощь физической силы, несгибаемой массы и тренированного мастерства, то от Великого Магистра цахоров — мощь отточенного интеллекта и магического совершенства. Он произнёс слова на непонятном языке, вероятно договаривая весьма непростую формулу заклинания, и вдруг где-то рядом взорвалась, разбрасывая струи жидкого огня, бочка с вендийским огнём. Потом в другом месте рухнула каменная колонна, разом лишившаяся подготовленной строителями опоры. Потом провалилась ловушка, наподобие той, в которую угодил Логир…
По всей Лотарии гремели взрывы, сжимались и разжимались механизмы, падали каменные блоки, обваливались переходы, мостки, балки, где-то в каменных мешках сработали заслонки и их стала затапливать вода… Все заготовленные ранее и замаскированные тончайшей магией Сухмета ловушки разом были разряжены. Лотар даже не подозревал, что подобное возможно.
И конечно, все шестеро орденцев выпали из подвременья. Впрочем, нет, не шестеро. Одна фигура, проявившаяся из ничего, неподвижно лежала на камнях. Это была Шарона. Меч цахора, который, всё ещё мыча от боли, топтался перед Лотаром, рассёк ей грудь и перебил позвоночник. Она умерла легко и почти сразу.