И именно оттуда доносился плач.
Джерард стоял, не желая туда лезть, но человеческая сущность в нем требовала этого. Он подтащил кровать и встал на неё. Печальный голосок сверху звал свою мать.
Что-то холодное сжалось в груди Джерерда, и он отодвинул крышку люка.
В проникающем свете он рассмотрел маленького мальчика, всего покрытого запёкшейся кровью. Воспоминания о собственном сыне нахлынули на Рафе, и не успел он нажать на спусковой крючок, как мальчонка прыгнул на него, впиваясь зубами в горло мужчины.
И смерть Джерарда оказалась такой же, как и жизнь: стремительной.
Избитые, покрытые синяками и кровью сэр Том Йен и Генри Уилкокс — вот и все, что осталось от их маленькой группы. Остальные были убиты зверями. А Седобровый только что исчез. Как бы то ни было, помощник шерифа Уилкокс был сильно ранен в живот и потерял много крови.
Но он не собирался сдаваться.
По крайней мере, пока в нём оставались силы.
Они с Йеном исследовали грузовую контору, пройдя по кровавому следу на земле, который вскоре был заметён снегом. Внутри было почти пусто. Вся мебель и офисные принадлежности давно исчезли. Но на полу была кровь. Кровавые детские следы и что-то мокрое, что они тащили за собой.
В задней части комнаты была дверь.
Запертая.
— Готов, приятель? — спросил Йен.
— Насколько это вообще возможно, — признался Уилкокс; его крупное тело, казалось, обвисло, когда кровь продолжала просачиваться сквозь импровизированные бинты, обернутые вокруг торса.
Йен взялся за потускневшую ручку и повернул её.
Послышалась возня, влажные рвущиеся звуки.
Он распахнул дверь и увидел группу детей, стоявших на коленях на полу. Глаза у них были зелёные, а тела голые и безволосые. Они ухмыльнулись двум мужчинам: их зубы были похожи на сосульки, торчащие из почерневших десен. Они сгрудились вокруг тела данайца — возможно, Фитча, хотя сложно было сказать с уверенностью, настолько изувеченным было тело.
Все дети были обнажены и покрыты татуировками, а их лица — измазаны кровью.
— Господь милосердный, — прошептал Уилкокс.
Дети довольно медленно поднялись со своих мест и двинулись на мужчин. Уилкокс начал всхлипывать.
«Это ведь просто дети, чертовы дети».
Он не мог заставить себя нажать на курок.
Но сэр Том Йен не испытывал таких угрызений совести.
Он вытащил свой револьвер калибра.44 и едва успел нажать на спусковой крючок, как первая пуля попала в маленькую девочку, а вторая разорвала в клочья лицо маленького мальчика. Издав дикий стонущий звук, Уилкокс наконец последовал его примеру.
Ибо это были не дети.
Они были скорее звериными, чем человеческими детёнышами, а эти глаза были полны жадного, неутолимого голода. Они выслеживали свою добычу и уничтожали её без угрызений совести.
И только так Уилкокс с Йеном могли стрелять в детей.
Оружие спасло им жизнь, но подняло в закрытой комнате страшный шум. Как гром, отдающийся эхом, пока каждый присутствующий не оглох от выстрелов.
И именно поэтому они не услышали, как в дверях появились остальные.
Не узнали об этом, пока не почувствовали когти и зубы и не ощутили запах прогорклого, горячего дыхания на своих шеях.
— Только после вас, шериф, — произнёс Кейб.
Диркер кивнул и толкнул дверь старого отеля. Кейб последовал за ним с дробовиком в руках. Ещё одно ружьё было перекинуто через спину.
В нос им тотчас же ударила волна вони.
Густая, горячая, тошнотворная. Ей не было места в заброшенном отеле в морозный день, когда ветер сгонял снег в сугробы и запирал все вокруг льдом.
Тем не менее, запах был… словно дышащее, всепоглощающее, живое существо. Зловещий разум. Мужчины стояли, затаив дыхание, ожидая то, что вызвало эту вонь, текущую вниз по лестнице.
Однако вокруг была лишь тишина.
— Если Хармони не ошибся, — начал Диркер, перезаряжая оба кольта «миротворца», — то Кобб со своей командой залегли где-то здесь наверху.
— Господи, ну и вонь, — пробурчал Кейб.
— Идём, — махнул рукой Диркер.
На крюке возле лестницы висела пара масляных ламп. Обе были почти полны. Кейб вытащил сигарету и закурил.
От ламп исходил грязно-жёлтый свет, обнажавший останки природы — кости животных и птичьи гнезда, засунутые в дыры в стенах, листья, палки и сосновые иголки.
Они бок о бок поднялись по лестнице и остановились на верхней ступеньке.
Они замерли, заметив, что атмосфера теперь стала определенно ядовитой и чумной, как в лагере смерти в малярийных джунглях. Воздух был тяжёлым, влажным и вязким от гнилостного, замаранного мухами запаха червивого мяса. И жарким, гнетущим. Он дрожал, как желатин, ложась на их лица в густой, скользкой пеленой.