Последним рывком он оттянул голову зверя, приставил дуло своего кольта к его виску и нажал на спусковой крючок. Череп животного разнесло в клочья.
Чудовище упало замертво.
И Диркер вместе с ним. Он схватился грудь, и под пальцами запузырилась алая кровь.
Клей сделал ещё два выстрела в Кобба, который, воспользовавшись суматохой, пробежал вдоль дальней стены, стреляя из пистолетов, и исчез в низком дверном проеме в шести метрах от мужчин.
Но Кейб интересовал только Диркер.
Он уронил голову на колени.
— О Господи, Джексон, Господи Иисусе, посмотри на себя, — он почувствовал, как по щекам текут слезы, и понял, что Диркер спас ему жизнь, но ценой собственной жизни. — Зачем ты это сделал? Зачем, зачем?
Диркер протянул руку, сжал его ладонь.
— Тайлер, — сказал он, и из уголков его губ потекла кровь. Он закашлялся, поперхнулся и попытался что-то проглотить. — Тайлер, я… Это конец, конец для меня…
— Нет! Нет, я не позволю тебе так просто взять и…
— Это конец, Тайлер, — отрезал Диркер. — Когда вернёшься в город… позаботься… позаботься о моей жене… о Дженис. Поклянись, что не оставишь её…
Кейб начал рыдать, переполненный чертовыми эмоциями.
— Клянусь, я позабочусь о ней. Только, Джексон… Ты не можешь взять и умереть — не сейчас, когда мы, наконец, стали друзьями, чёртовыми друзьями!
Диркер улыбнулся, но улыбка быстро исчезла с его лица. Он уставился перед собой, тяжело дыша.
— Пи-Ридж… Я вижу ту битву, Тайлер… Прямо сейчас… Вижу лес, холмы… Ох, Тайлер, помнишь, как было холодно? Этот мороз и снег… В Арканзасе… Арканзасе… Эй, парни, отступаем, отступаем! Нас окружают! Нет, нет, нет… Мне же это снится, да, Тайлер?
Кейб крепко сжал ладонь Диркера.
— Я заброшу тебя на лошадь и отвезу в город. Да, прям сейчас…
На плечо ему легла рука. Это был Клей.
— Он умер, мальчик мой, — мягко произнёс великан. — Он умер.
С мокрым от слез лицом Кейб опустил Диркера на пол, погладил его по щеке и шмыгнул носом, пытаясь взять себя в руки. Он увидел свой дробовик и поднял его.
— Куда, — спросил он, — подевался этот гребаный мудак Кобб?
Клей кивнул на дверь, пытаясь одновременно перетянуть раны.
— Сбежал туда. Покажи ему, мальчик…
Кейб, полный ненависти и ярости, влетел в дверь, как артиллерийский снаряд. Если бы Кобб ждал его там, он разрубил бы его пополам единым ударом, как сыр — острым ножом.
Но Кобба там не было.
Кейб оказался в очень узком проходе, который вел наверх прямо к колокольне. По нему, словно извивающийся червь, поднимался ряд тесных винтовых лестниц. На них была кровь. И кровь была размазана по перилам.
«Значит, его зацепило, — подумал Кейб. — Этого сукина сына зацепило…»
Сделав резкий вдох, Кейб с дробовиком в руках начал подниматься по ступенькам так тихо, как только мог. Он крался и полз, как кошка на охоте. На самом верху был люк.
Собравшись с духом, Кейб пригнулся, а потом резко запрыгнул в дыру в потолке.
Перекатился по дощатому полу.
Вихри гонимого ветром снега хлестали о колокол. Комната с колоколами была площадью около одного квадратного метра, открытая со всех четырех сторон, с заграждением высотой по пояс. Пол был покрыт снегом, старыми листьями и… каплями крови.
Джеймс Ли Кобб, чье лицо по-прежнему напоминало волчье, обошёл колокол. Левая сторона его лица представляла собой скорее голые кости, нежели плоть, и этот череп явно принадлежал какому-то хищному зверю.
— Я сожрал все души в Избавлении, — прохрипел он. — А теперь сожру и твою…
Топорик пролетел мимо лица Кейба и дальше — на занесённую снегом улицу. Кейб выстрелил демону в живот, но тот прыгнул на него — прыгнул с поразительной скоростью и координацией, которой не ждёшь от человека с пулей в животе. Но Кейб выстрелил во второй раз, и уже этот выстрел отбросил Кобб обратно к колоколу. Колокол начал раскачиваться и звонить с оглушительным грохотом. Кобб оставил на нем кровавое пятно и подтянулся, держась за выступ, спиной к снегопаду.
В туловище Кобб зияла дыра от выстрела. Несколько язычков пламени уже лизнули его пончо, а от обожжённой плоти и волос доносился отвратительный запах.
Но не это заставило Тайлера замереть на месте. У Кобба не было внутренних органов. Лишь полость, заполненная кишащей саранчой. Сотнями, тысячами отвратительных насекомых.