— Здорово, обалдеть, как здорово, но как ты сюда попал? Где ты познакомился с Питером и когда это было?
На этот вопрос ты готов был ответить во всех подробностях и даже с радостью. Ты описал мне в красках, как хотел было взять мамин мопед, но подумал, что она воспримет это как воровство, и поехал все-таки на собственном велосипеде. Из ее вещей ты прихватил только дамский бритвенный станок, ты еще дома приспособился им бриться и здесь тоже продолжал им пользоваться. За пять дней ты добрался до Парижа. Там ты оказался в трудном положении: по адресу твоего поставщика семени, который ты выучил наизусть в двенадцать лет, прочитав на почтовом конверте, никого не было дома. Поэтому ты поехал дальше на юг, просто так, без определенной цели, решив, что все будет лучше, чем возвращаться домой. Единственное, что тебе жалко было бросать в Голландии, была, как ты сказал, я.
Ты ехал и ехал на своем велосипеде, пока не увидел на краю очередной деревушки дом за коваными воротами, а рядом индейца, подкидывавшего дрова в костер. Над костром на треноге висел черный котел. Ты затормозил, поставил ногу на землю и, так и сидя на седле, стал разглядывать картину. Аромат дыма, море полевых цветов вокруг таинственного большого дома, любопытные коричневые морды, торчавшие из-за загородки в дверях сарая, — все это несказанно манило тебя. Ты прислонил велосипед к стене и открыл калитку, точно так же робко, как это сделала я. Ты стоял, сунув руки в карманы, и глядел, как Питер мешает палкой в котле. Он варил картошку для свиней, мелкую, непригодную для продажи картошку, которую купил у соседа по три франка за двадцатикилограммовый мешок. Ты попросил у него стакан воды, он дал тебе кружку чая, ты его выпил, стоя у костра. Потом Питер стал вытаскивать из котла самые лучшие картофелины, всаживая в них свой нож, и вы поедали их вместе с пересохшим домашним сыром, таким старым, что от него щипало горло.
Ты остался у Питера, и он до сих пор не спрашивал у тебя, когда же ты уедешь. А тебе и не хотелось уезжать, никогда в жизни, тем более что я теперь тоже здесь. Ты выглядел все таким же пылким, как раньше, когда мы вместе ходили на озеро. Если бы Питер не входил то и дело в кухню, чтобы перелить надоенное молоко в стоявшие шеренгой глиняные горшки, я бы вскочила и засунула бы голову тебе под свитер, — туда, где я тоже хотела бы жить всегда, в любой точке земного шара.
Питер вылил последнее молоко и составил горшки в шаткий шкаф из металлической сетки. Там лежал целый полк сырных головок, от больших, белых, свежих, до втрое меньших, покрытых оранжевой плесенью и засохших. Из ржавого дуршлага он достал тряпку, в которую был завернут мягкий белый комок. Он принялся его сладострастно щипать и мять с чавкающими звуками. Еще он его солил, но я не помню, на какой стадии он это сделал, соль меня не так заинтересовала. Закончив церемонию, он спросил нас, не «прогуляем» ли мы девочек еще часок-другой. Пока он их доил, они были очень беспокойные: явно не насытились днем.
— Отлично, — тотчас ответили мы, и ты сказал, что мне надо надеть что-нибудь другое, лучше всего брюки со свитером: июньские ночи во Франции прохладные, к тому же белое платье — не самая подходящая одежда для пастуха. Питер ушел спать. Мне же от всех впечатлений и эмоций спать не хотелось ничуть, я внимательно слушала твои указания.
— Возьми палку и жди у двери хлева, — велел ты, когда я встала из-за стола. — Я пойду вперед, и они сами двинутся за мной. Когда вроде как все выйдут, зайди внутрь — посмотри, никто ли не остался спать.
Ты сразу пошел на улицу, я вытащила из рюкзака свитер. Я услышала, что Питер у себя в комнате включил радио. Английская радиостанция, сквозь треск и свист мужской голос монотонно что-то вещал.
— Goodnight, Peter, — сказала я через закрытую дверь его комнаты.
— Night, honey.
На улице было темно, но лампочка, которую ты зажег в хлеву, светила достаточно ярко, чтобы видеть, как нэнни выходят из дверей, высокая трава шуршала у них под ногами. Длинной колонной они пошли за тобой следом вглубь участка. Как ты мне велел, я заглянула в хлев, не осталось ли там кого, и действительно мне пришлось растолкать одну спящую девочку. Мы с ней рядышком побежали вдогонку за вами всеми к прогнившим воротам. Она бежала куда более резво, чем я, потому что она была местная и знала, где под ногой будет ямка, а где кочка.
Ты ждал нас на песчаной тропе за воротами, а вокруг тебя толпились нэнни, вовсе не стремившиеся обследовать окрестности. Какая-то из них неспешно обгладывала кустик. При свете одной лишь луны, и то неполной, я взяла тебя за руку и решила точно так же, как и животные, нынешней ночью всецело полагаться на тебя.