Свалка находилась в нескольких километрах от деревни, рядом с дорогой в ближайший городок. Она была скрыта от глаз кустами ежевики и еще какой-то колючей растительности. Две глубокие колеи в песке вели к бугристому пустырю, заваленному остовами машин, диванными пружинами, ржавыми холодильниками и уймой других, не поймешь каких, предметов. Мы вскарабкались на более высокую часть свалки, откуда мусор ссыпали в овраг. Повсюду лежал драный полиэтилен, обрывки висели даже на ветках ежевики. Кто-то попытался поджечь всю эту помойку, она слегка дымилась и распространяла запах, похожий на запах дыма из утренней печки. Но здесь примешивалась еще и вонь от нескольких велосипедных камер.
Наверху кучи ты поковырял палкой в стопке полусгоревших газет, выудил для меня нейлоновую нижнюю юбку с пятнышком крови и помахал ею, как флагом, а потом предложил, если я тут все осмотрела, снова спуститься вниз и обследовать «грубый мусор». Целью мероприятия были пустые ящики, а их сваливали обычно в нижней части. Ты сам всегда спускался туда по крутому откосу из мусора, но была опасность, что масса придет в движение и увлечет тебя за собой. Теперь, когда с тобой была я, такому риску лучше было не подвергаться.
Прежде чем начать спуск, я с высоты окинула взглядом долину, в которой располагалась наша деревня. Более приветливого пейзажа и представить себе было невозможно. Окружающие нас холмы были покрыты жесткой щетиной леса всевозможных оттенков, здесь вперемежку росли разнообразные породы деревьев и кустарников. На нижней, более покатой части холмов виднелся узор из ярко-зеленых лоскутов неправильной формы, отделенных друг от друга более темными живыми изгородями. На некоторых лугах желтела дымка из лютиков, а из дымки поднимались пышные кроны отдельных деревьев. В тени теснились белые коровы с еще более белыми, девственно чистыми телятами. Казалось, мы были последними представителями рода человеческого. Те немногие машины, что скользили по ленточке асфальта в глубине долины, управлялись, конечно, сами по себе.
Мы пошли вниз. В первые минуты нашей экспедиции по бугристой мусорной пустыне я не отдалялась от тебя ни на метр. Но потом, убедившись, что здесь нет ни крыс, ни каких других гадких тварей, я отважилась уже одна передвигаться по этому причудливому универмагу с покореженными и изуродованными товарами. Я словно оказалась на одном из моих любимых блошиных рынков, где готова часами рыться в поисках необычной одежды или материи. Сейчас нам нужны были ящики из-под апельсинов, которых здесь оказалось намного больше, чем я думала. Мы в два счета набрали высоченный штабель. Теперь их надо было сделать годными к транспортировке, это часть процедуры мне понравилась больше всего. Один за другим я ставила ящики на бок, в точности как ты, поднимала ногу и с силой топала по ящику. В треске ломающихся досок слышалось потрескивание пламени, сказал ты, и я с тобой охотно согласилась. Сломанные доски мы сложили в четыре ящика, пока еще избежавших участи своих собратьев.
— Посещение свалки доставляет мне больше радости, чем самый замечательный музей, — заметил ты, когда мы разделались с ящиками, и я, к собственному удивлению, не могла не согласиться с твоим варварским заявлением. Тут все было такое веселое и такое соблазнительное, и к тому же бесплатное. Хоть мы и набрали достаточно дров, мне хотелось продолжить обследование здешних богатств. Прощупывая дорогу палкой, я ходила туда-сюда по свалке, надеясь снова найти альбом с образцами ковров, мелькнувший, пока мы собирали ящики. Кажется, это было рядом с большими канистрами. Действительно, найдя эти канистры, где-то посередине свалки я увидела и альбом. От радости я издала победный клич.
— Бесполезная штуковина, — сказал ты по-деловому. — Какой от него прок.
— Конечно, бесполезная, — признала я и попыталась перевернуть тяжелый альбом носком сапога. У меня не получилось, поэтому я встала на него, поддала ногой пружины от матраса и принялась рассматривать кучку пустых бутылочек. На пробках в середине был резиновый кружок. Рядом лежали шприцы.
— Пробочку прокалывают иголкой и набирают жидкость в шприц, — объяснил ты. — Это помойка ветеринара, в канистрах было коровье лекарство от глистов. Отвратительнейшее снадобье.
Я отправилась дальше и продолжила поиски интересных предметов, но не обнаружила ничего, что пришлось бы мне по вкусу. Мне попался, ну там, траурный венок из пластиковых цветов, совершенно выцветших, прямоугольная жестяная банка для печенья, в которой, когда я ее с любопытством открыла, оказался целиком помет новорожденных щенков, давно подохших. Лучше уж толстый альбом с этими мягкими разноцветными кусочками ковровых покрытий, мысль об альбоме не оставляла меня в покое. Я вернулась туда, где он лежал, и наклонилась, чтобы как следует рассмотреть. Образцы ковров легко отрывались от бумажных страниц, к которым были приклеены. Я отыскала еще один ящик из-под апельсинов, подтащила его к альбому и сложила туда все образцы.