Выбрать главу

Какими бы симпатичными и красивыми ни казались мне твои любимицы спереди, я так и не смогла привыкнуть к их виду сзади. Хвосты их торчали кверху, открывая для всеобщего обозрения неровный кружок бледно-розовой кожи. Эта кожа время от времени раздвигалась, и оттуда выскакивала порция черных горошков, точно шарики жевательной резинки из автомата. Я подумывала, как бы это повесить им всем под хвостами по мешочку, чтобы исследовать вопрос о том, точно ли у каждой девочки горохи имеют особый запах и особую форму. Время от времени то одна, то другая дама останавливалась прямо посреди дороги, чуть приседала на задних ногах и напускала лужу. Я следила, как остроконечный отросточек кожи с желобком посередине определяет направление желтой струи. Потом на самом кончике оставалась висеть маленькая капелька жидкости, пахнущей теплым яблочным муссом, а иногда и липкая горошинка.

— Come on, baby[10], оставь его в покое, — орала я на Эмили, у которой, одной из немногих, хвост висел вниз, целомудренно прикрывая все интересные места. Эмили, любившая к нам ласкаться, была не только лапушкой, но и забиякой. Она налетала на всех собак, попадавших в поле ее зрения, и собаки, поскуливая, убегали от нее прочь. Вот и теперь при виде тощего кобелька, которого вел на поводке хозяин, шерсть у нее на загривке встала дыбом и она приготовилась напасть на пса. Тот, дрожа от страха, спрятался за спину человека — бледного мужчины с тонкими губами, которого я встречала здесь довольно часто и вначале принимала за женщину. При ходьбе он слегка косолапил. В этой безжизненной деревне он бросался в глаза своей необычностью, с этой шапочкой прямых, тщательно зачесанных назад волос и курчавыми бакенбардами. Собака нервно крутилась вокруг хозяйских ног, пока хозяин, обмотанный поводком и с трудом сохраняющий равновесие, отгонял от себя бодливую Эмили. При этом он несколько раз взвизгнул высоким голосом.

— Эмили, come on!

Эмили оставила собаку в покое и поскакала изящными прыжками вдогонку своим товаркам. Мы миновали последний дом и последние ящики герани. Я вздохнула с облегчением. Приложив руки ко рту рупором, я крикнула тебе:

— И за что ты так любишь этих чертовых теток?

Ты прокричал в такой же рупор:

— Они здорово реагируют на все, чего нельзя!

Конь с мускулистой шеей и мощным крупом беспокойно носился туда-сюда по лугу, потом высунул тяжелую голову из-за колючей проволоки. Он явно хотел пообщаться с нами, но когда одна из рогатых девочек, не поднимая головы, принялась объедать траву на обочине прямо под его фыркающим носом, он умчался в другой конец пастбища, так топая копытами, что земля задрожала у нас под ногами.

— Ну и как же они, по-твоему, реагируют на все, чего нельзя?

Я решила, что уже могу подойти к тебе, чтобы услышать, что ты скажешь, ведь теперь можно было не следить за стадом сзади. По обе стороны дороги находились обнесенные загородками пастбища, нашей с тобой свите было чем поживиться на широкой обочине. Здесь росли всевозможные цветы, при виде которых я уже привыкла про-износить про себя не слово «красивые», а слово «вкусные».

— Как они реагируют на все, чего нельзя? Ты же сама видишь. Делают что хотят, и все тут. Им плевать, что нельзя. Главное, что им этого хочется.

— Вот те здрасте. А я, как чокнутая, ношусь на глазах у всей деревни, чтобы заставить твоих подружек делать то, чего хочется тебе.

Но я все не так поняла, дело было в другом. Ты и секунды не думал заставлять их делать то, чего хочется тебе, ты заставлял их делать то, чего от них хотят другие.

— По мне, так пусть покушают герани, полакомятся капустой в огороде да сжуют урожай зерна на поле. Молоко будет только вкуснее, а сами они здоровее — в общем, блеск! Но, — произнес ты с деланным изумлением на лице, — против этого почему-то возражают хозяева герани.

Рядом с пастбищем с одиноким конем было поле люцерны, темно-зеленой разновидности клевера, которую можно косить несколько раз в год. Наши анархистки заметили это поле раньше нас, и стоило передним рвануть к люцерне, как за ними помчались и остальные на такой скорости, что тяжелые соски болтались между ног, словно колокола во время перезвона. Я вопросительно посмотрела на тебя, ты точно так же посмотрел на меня и огляделся.

— Урок первый, — сказал ты, подняв указательный палец. — Люцерна растет быстро. Урок второй: кругом ни души.

Сами мы принялись старательно рассматривать мох, растущий на маленьком каменном мостике, обсуждая разницу между двумя видами: один напоминал высохшие пласты резины, другой был похож на коричневые монетки с ярко-оранжевой каймой. Ты говорил, что в Голландии камни просто не успевают обрасти мхом. Только минут через десять ты преподал мне третий урок:

вернуться

10

Пошли, детка (англ.).