Как и в обычные дни, мы повели все наше стадо пастись в лесу. Я думала, что наш гость мужского пола станет предводителем компании, но ничего подобного, ты оставался князем во главе войска, а он держался как смиренный лакей, ожидающий момента, когда придет его черед исполнять свои обязанности. Он, как безвольный дурачок, оставался в арьергарде и пугливо отскакивал в сторону, если рядом оказывалась собака или какая-нибудь нэнни ради лакомого пучка травы грозила ему своими рогами, потому что в этот момент не нуждалась в его близости. Когда ему надо было отлить лишнюю жидкость, то откуда-то вблизи его пупка начинала капать жалкая струйка, словно у него в животе дырочка. При этом он мог спокойно бежать рысцой к следующему зеленому листу с такой мордой, будто сам ничего не замечает.
До прогулки мы на час оставили это чудовище в хлеву наедине с дамами, но и сейчас еще трое из них продолжали интересоваться им всерьез и приглашали его залезть им на спину. Он был всегда готов, для надежности залезал по несколько раз на каждую. Для него, не имеющего рук, задача была довольно сложная. Если ему после ряда попыток наконец удавалось не соскользнуть с дамы, да к тому же еще и попасть своим пистолетом в нужное отверстие, он начинал фыркать и стонать, словно от боли. Партнерша всячески помогала ему тем, что задирала хвост как можно выше и останавливалась как вкопанная, едва он ставил передние ноги ей на круп. Когда же дело было сделано и поставщик семени опять оказывался на четырех ногах, он немедленно возвращался к прерванной трапезе и, с туманным взглядом, жадно ел траву, полностью забыв о недавнем.
А его пистолет — боже мой, боже мой, это же надо иметь такой омерзительный фасон. В возбужденном состоянии он был сантиметров тридцать длиной, у основания довольно-таки толстый, а на конце тонюсенький и с маленькой головкой. У самой головки сбоку виднелся отросточек, кусочек ниппельной резины в несколько сантиметров. Когда вся конструкция находилась в боевой готовности, то мочился поставщик уже не как обычно, роняя капли на ходу. Теперь он распрыскивал желтую жидкость из ниппельной резинки под давлением, опускал голову и старался поймать капли ртом. Украшавшая его подбородок борода — растрепанная кисточка шелковистой шерсти — намокала от этой жидкости, при том что уже раньше была мокрой от мочи нэнни. Поскольку ниппель порядком раскачивался туда-сюда, жидкость попадала ему не только на бороду, но и на морду, и на шею, отчего вонища становилась еще сильнее.
В первую ночь после прибытия гостя мы почти не спали на нашем сеновале над хлевом. Я уже успела полностью привыкнуть к тем звукам, что издавали под нами девочки, — к тому, как они иногда тяжело дышали во сне, как пережевывали свою жвачку или резко вскрикивали, если им приснится что-то страшное. Теперь же внизу царило всеобщее беспокойство, слышался шорох соломы под ногами, звук сталкивающихся рогов, да и мы сами, лежа над всем этим шумом, боролись с впечатлениями от происходящих событий.
— Йо! — наверное, по голосу было слышно, насколько мне не по себе.
— Что?
Я не смогла ответить, я пыталась преодолеть чувство отвращения, оставшееся от пережитого за день.
Что такое, Иолан? — твой голос тоже звучал подавленно.
— Хммм…
— Может быть, еще немного отложим?
— Да, сказала я с облегчением, — давай отложим.
Я давно с нетерпением ждала прибытия бородатого гостя, потому что мне уже было восемнадцать и я мечтала познать любовь, особенно после стольких ночей бок о бок с тобой на ароматном сене, но, наглядевшись на этого похотливого урода, я не хотела уже больше ничего.
— Наверное, я больше никогда не смогу смотреть на людей без задней мысли, какой ужас, что мы все устроены одинаково. Тебе тоже противно?
Нет, ответил ты. Тебе вовсе не было противно, тебе, наоборот нравилось смотреть, как происходит личная жизнь у твоих подопечных. Они следовали инстинкту, их возраст и время года говорили им, что наступила пора для секса. Но меня ты не хотел ставить в трудное положение. Ведь это нельзя. Ты не хотел, чтобы я из-за тебя стала несчастной.
— Так почему бы мне не сходить к врачу, чтобы мне выписали пилю…
С горячностью, непонятно откуда взявшейся, ты воскликнул, что не желаешь, чтобы я глотала химию.