Для второго слоя я купила в деревенской лавке краски самых разных цветов. Красная краска делала горошки слишком похожими на витамины, синяя и желтая превращали их в бусины, так что в конце концов я остановилась на золотой краске, в золотом варианте шарики обретали больше всего достоинства, золото придавало им дополнительное совершенство, превращало природу в культуру.
И вот после нескольких месяцев встряхивания, сушки, нанесении новых слоев краски и подмазывания отдельных местечек кисточкой я наконец ссыпала последнюю порцию в большой бумажный мешок. Сидя на стуле, я наслаждалась зрелищем моих сокровищ и спрашивала себя, что с ними делать дальше, какой будет следующая фаза. Я смутно слышала звук мотора, но не обратила на него внимания, решила, что это, наверное, очередной любитель сыра. Ты был дома, ты с ними разберешься. Так что я продолжала напряженно всматриваться и вдумываться.
Я чуть не упала со стула, когда дверь чердачной комнаты распахнулась.
— Здравствуй, красавица, — услышала я громкий голос. — Какой приятный сюрприз!
Было очень жарко, и он здорово вспотел, наш Глот, ибо это именно он имел наглость войти ко мне не постучавшись. На нем была слишком узкая рубашка с коротким рукавом, под мышками я увидела влажные пятна, впрочем, я их учуяла и носом, от него шла такая вонь, с какой я еще никогда в жизни не сталкивалась. В руке он держал дорожную сумку, которую тут же бросил со стуком на дощатый пол. Я едва успела встать в надежде защититься от него, но он уже протянул руки, крепко ухватил меня и поцеловал, в точности как в прошлый раз, прямо в губы. На этот раз поцелуй длился подольше. Я чувствовала, как его жирное брюхо упирается мне в живот.
— О-ля-ля, — произнес он томно.
После недолгой борьбы, к сожалению больше напоминавшей игривую возню, во время которой я не сумела сорвать с него парик, он отпустил меня и стал с довольной физиономией, переводя взгляд с меня на мешки с золотом и с мешков с золотом на другие углы комнаты.
— Alors, ты живешь на чьердаке. У тьебя тут чистота, а ты сам ну прямо куколка.
«А ты сам ну прямо соседский хряк», — подумала я в бешенстве. «С ним что-то случилось?» — спросила я в испуге у хозяев борова, когда первый раз увидела, как тот переваливается по загону, а сзади у него болтаются два огромных шара, две вздутые опухоли телесного цвета. Сосед захохотал, а я чуть сквозь землю не провалилась от стыда, когда поняла, что это у борова такие яйца.
— Помет в доме больше ньет, — радостно сообщил мне Глот. — Спасибо.
Значит, он уже успел заглянуть в порнографический шкаф. Еще зимой я насыпала яда на его журнальчики и вообще повсюду, после чего крысиных какашек больше не появлялось, только здесь и там я нашла парочку серых трупов.
Так же сладострастно, как в прошлый раз он смотрел на мои псевдоконфеты, он уставился теперь на новоиспеченный золотой запас. Опыт ничему его не научил, он не смог удержаться и, клонившись к одному из мешков, запустил в него руку по локоть, нежно перебирая пальцами, как я любила делать это сама, подобно Дагоберу Даку, ныряющему в бассейн с золотыми монетами.
— Вы засунули руку в говно, — сухо проинформировала его я, — de la merde, понимаете? Shit, Scheisse.
Глот как можно скорее вытащил руки и вскинул их вверх, так что навозные шарики разлетелись во все стороны. Запястья его были покрыты золотом. С мордой, перекошенной от отвращения, он понюхал свои жирные пальцы и рявкнул на меня:
— Ты убрать этот дрянь немедленно. Немедленно!
Уже взявшись за ручку двери, он добавил:
— А то запах впитаться в мой книги.
Дверь мастерской захлопнулась. Подобрав с пола раскатившиеся шарики, я помчалась, прыгая через две ступеньки, следом за Глотом вниз по лестнице, и на втором этаже как раз увидела, как он, пыхтя от негодования, входит со своей сумкой в комнату с грязными розовыми покрывалами и оторванными обоями в медальонах. Я спустилась на первый этаж и, пробежав через кухню, выскочила на улицу, где наткнулась прямо на тебя.
— Урод, — прошептал ты, услышав от меня о происшедшем. Мы вместе прокрались наверх и унесли с чердака мое золото, я решила сложить его в комнате Питера.
Вечером Глот имел наглость показаться у нас в кухне: пришел попросить у нас сыра. Ты смерил его враждебным взглядом и едва кивнул, не прекращая ожесточенно давить сыворотку из творожного шара. Ты и пальцем не шевельнул, чтобы дать ему сыра, не говоря уже о том, чтобы поздороваться с ним за руку. У нас в шкафу лежала одна головка, на которой я недавно обнаружила мелких червячков, ты тогда счистил их ножом, приговаривая: «Их видно, только если присмотреться». Именно эту головку я дала Глоту.