— И Доминик за пару грошей придет все это убирать, — сказала я тебе, качая головой. Я погрузила указательный палец в шоколадный крем, облизала, потом проделала в креме вторую борозду, еще глубже. Ты решительно подошел к холодильнику, открыл его и вытащил ящик для фруктов. Одной рукой сунул в рот редиску, другой взялся за огурец, который стек по пальцам кашицей. И в этот момент, именно в этот момент дверь кухни распахнулась. Глот забыл свои таблетки от печени, он не сможет обойтись без них в Париже.
С Домиником-Доместиком мы подружились. Мы помогли ему справиться с остатками еды и все убрать; после истории с посадкой деревца ты, «Йойо», сделался его любимцем, и он стал регулярно приходить к нам за сыром. Покупал не больше одной головки зараз, потому что знал цену деньгам. Обычно мы угощали его чаем, потому что он любил посидеть в привычной обстановке своего прежнего дома и, болтая без умолку, повспоминать о том времени, когда он здесь жил. И еще он любил перечислять твои достоинства: ты был такой умный, здоровый и трудолюбивый, после отъезда Питера стадо стало выглядеть более ухоженным и так далее и тому подобное. Меня не столько занимали его рассказы (иногда я просто не разбирала его французскую речь), сколько интриговал его голос. Он говорил высоким женским голосом, таким, каким, по моим представлениям, должны говорить евнухи, с той разницей, что его кастрировали как бы не до конца. Если он хотел что-то подчеркнуть, то звук посреди предложения вдруг опускался от сопрано до баритона, от высокого писка до низкого и полного звука, а если что-то было для него по-настоящему важным, он мог только хрипло шептать. Но начинал он обычно на высоких нотах, а смех его звучал как визгливое иканье. Доминик был самым бесполым существом, какое я встречала, его можно было сравнить лишь кое с кем из наших рогатых девочек, но те обладали куда менее смирным нравом. Перед домиком, где он теперь жил, был симпатичный садик с дикими цветами, и я никогда не забуду его реакцию, когда я купила на рынке ему в подарок луковицы гладиолусов, целый мешок. Он заглянул в него с любопытством и, счастливый, воскликнул:
— Она купила для меня лука!
Доминик был готов радоваться мешку лука.
Дело не обходилось без жертв, причем иногда по нашей воле. В свое время, когда я первый раз вошла в комнату Питера в день моего приезда, я увидела, что к балке у потолка подвешен какой-то большой предмет. Предмет был тактично завернут в простыню, но после расспросов я выяснила, что это тело нэнни.
Позднее, незадолго до того, как Питер уехал в Лондон, к нам на двор пришел коренастый мужчина в резиновых штанах. Оказалось, это убойщик скота, которого пригласили забить Финдуса. Я зажала уши руками, но все равно слышала пистолетный выстрел, а потом я видела, как тело нашей свиньи повесили на приставной лестнице во дворе. Питер вытащил на улицу кухонный стол и даже не снял с него клеенку с красно-белыми квадратиками. В скором времени на столе уже стояла голова Финдуса, пятачком вверх, в то время как торс продолжал висеть вверх тормашками на лестнице, с беспомощно выставленными передними ногами. Потом человек в резиновых штанах разрезал ножом живот в продольном направлении. Обеими руками он принялся вытаскивать через этот длинный разрез тонны внутренних органов и складывать их в ведро, которое подставлял Питер. Это было то самое ведро, в котором мы носили воду из колонки на улице.
На следующий день скототорговец забрал у нас Амаридис в живом виде. На деньги, полученные за нее и за ее приятеля, Питер купил билет в Лондон. Впрочем, чем объяснить, что у Питера в стаде было всего только сорок две взрослые нэнни? Задавшись таким вопросом, я пустилась в мучительные подсчеты. Питер уже много лет приводил к своим девочкам на период спаривания бородатого гостя. Предположим, он делал это раз в два года, потому что, если верить справочнику, одну нэнни от родов до родов можно доить два года. Предположим, у каждой девочки за один раз рождалось только но одному детенышу. Нэнни доживают примерно до десяти лет. Как ни крути, получалось, что стадо должно было бы быть во много раз больше, чем оно было на самом деле.