— Изобрети и ты для себя что-нибудь этакое, — говорила я тебе нетерпеливо, но происходило обратное, в некоторые дни ты вообще не вылезал из-под одеяла. Если же ты все-таки вставал, ты по старинке ходил-промышлял по улицам, хотя надобности в этом уже не было. Иногда ты возвращался домой безумно поздно, я часами ждала тебя, кусая ногти, воображая, что с тобой могло случиться. Пусть он с кем-то встретился, говорила я себе, пусть он сейчас возится с кем-то в постели, только бы он был жив. Мысленно я уже придумывала текст траурного объявления в твоей газете («…о кончине своего возлюбленного…») и устраивала похороны. Охваченная отчаянием, я сидела наверху лестницы и издавала громкий вопль, когда вдруг открывалась входная дверь и ты входил в дом, поливаемый дождем моей ругани и осыпаемый градом моих упреков.
Однажды ты отсутствовал всю ночь. Я была уверена, что теперь уже точно лишилась тебя, что ты, наверное, пустился в такое же странствие, как десять лет назад, когда лишь через несколько месяцев от тебя пришла открытка из далекой точки на карте. Но на следующее утро ты вернулся.
— Где ты был всю ночь, ну открой же ты рот.
Ты не ответил, только обнял меня. Я не хотела тебя отталкивать, но все-таки высвободилась из твоих рук.
— Рассказывай скорее, откуда ты пришел, где ты сегодня спал?
Ты выглядел усталым, но тем не менее уже накрасился, что в последнее время вошло у тебя в привычку, ты каждое утро наносил на свое лицо косметику, которую я тебе купила. Румяна у тебя на щеках и черные линии под глазами не могли скрыть, как тебе худо.
— Йойо, расскажи, пожалуйста.
Я заметила, что к низу твоих штанин прилипли светлые песчинки.
— Ты был где-то, где есть песок, но ты же не станешь уверять, что доехал на велосипеде до моря?
Ты провел правой рукой сверху вниз, в последнее время это движение означало у тебя утвердительный ответ. Если бы ты хотел сказать «нет», ты бы подвигал рукой туда-сюда в горизонтальном направлении.
— Но зачем, если не секрет?
— Море такое красивое, потому что люди не могут его застроить.
По телевизору в выпуске новостей показывали людей в противогазах со шлангами, сновавших взад-вперед, словно огромные мухи. Мы, зрители, знали, что в той далекой стране в это помещение с людьми в любой момент может попасть снаряд. И тем не менее какой-то репортер комментировал события голосом, гулким из-за противогаза. Мы видели только его тело, лицо было скрыто. Абсурдная сцена, почти у нас в комнате, казалось, сам телевизор вот-вот взорвется большим огненным шаром.
После этой передачи тебе на каждом высоком здании стали мерещиться зенитки. Ты и меня однажды вывел на улицу посмотреть на крышу огромного офиса в центре, где виднелись два параллельных орудийных ствола, наведенных на будущую воздушную цель.
— Да нет же, белочка, — сказала я тебе, когда ты поделился со мной своим открытием, — это приспособление для мойщиков окон. — И тихонько добавила: — Послушай, не стал ли ты у нас чрезмерно чувствительным?
— Наплевать, — ответил ты язвительно.
Ты не считал, что с тобой что-то не так. Ты-то был нормальный, это все остальные — ненормальные. Бесчувственные. Как можно радоваться при виде чужого горя. Ты сказал, что гордишься собой, потому что «только душевнобольные способны смотреть телевизор и не впадать в депрессию».
У тебя не получалось быть хорошим bique-et-bouc'ом. Казалось, из всех щелей так и выныривают двуногие дамы, стремящиеся околдовать тебя и заманить соблазнительной улыбкой в ловушку. Едва ты появлялся на улице, они сразу же шли тебе навстречу; тебя послушать, выходило, что город кишмя кишит неприкаянными женщинами, только и думающими о том, как бы тебе продаться. Они смотрели на тебя с витрин, с журнальных обложек и рекламных щитов в человеческий рост, и, даже если ты сидел дома, ты не мог от них скрыться, потому что они появлялись на экране телевизора или в газетах. Складывалось впечатление, что промышленность может быть рентабельной лишь в том случае, если люди увидят как можно больше молодой кожи, если у клиента возникнет ощущение, что в придачу к каждой покупке ему дадут потрясающую девицу или что покупательница сама станет такой же потрясающей. Особенно в хорошую погоду ты ходил по улицам глядя в землю, лишь тайком бросая взгляды право и влево.