Хью выключил электрический светильник и зажег свечи, и их мягкое сияние полилось сквозь мрак, разгоняя колеблющиеся повсюду тени.
— Ты понимаешь в этом? — спросил он Джелкса, и Мона села, наблюдая за тем, как они, две странных фигуры в тусклом свете, боролись с сопротивляющимся углем в кадиле. Потом Джелкс встал и закружил его на длинных-предлинных лязгающих цепях вокруг своей головы, и клубы дыма с ливнями искр полетели во все стороны; его огромная тень, гротескная и демоническая, растянулась по всему своду крыши, а края его плаща хлопали, словно крылья летучей мыши. Хью, лица которого не было видно под капюшоном, стоял и молча смотрел на него. Мона вцепилась в подлокотники своего стула, сердце ее заколачивалось в груди и она едва не задыхалась от страха. Джелкс и Хью, оба бывшие, как ни крути, высокими мужчинами, в этом слабом свете выглядели просто громадными. Хью, казалось, и в самом деле был монахом-вероотступником, восставшим из могилы; Джелкс же казался существом из иного мира.
Хью протянул руку и Джелкс передал ему кадило. Это была та вещь, с которой неопытному человеку было сложно управиться, и Мона, ожидавшая увидеть, как раскаленные угли разлетятся по всему святилищу, отметила, что Хью обращается с ним со спокойствием, присущим настоящему эксперту; не было слышно никакого лязга металла, когда он раскачивал кадило уверенными движениями руки; капризные цепи не сплетались в клубок и не путались. Стоя перед кубическим алтарем, он окуривал его должным образом, и цепи кадила издавали мелодичный звон при каждом его возвращении. Пять взмахов влево и пять вправо вместо предписанных церковью трех, утверждавших триединство, ибо, согласно учению каббалистов, пять было числом человека, а десять числом Земли. Ровно десять мелодичных и точных, словно бой часов, звуков раздалось в тенистом полумраке.
Закончив с этим, он беспомощно посмотрел на Джелкса, как если бы не знал, что делать дальше. Прежние навыки вспомнили только его руки. В голове же не возникало никаких или почти никаких мыслей.
— Иди и сядь сюда, Хью, — сказал старый книготорговец. Хью сделал, что было велено, заняв стул напротив Моны и аккуратно поставив дымящееся кадило на каменный пол рядом с собой. Глядя на руки, которые помнили, как обращаться со скользящими цепями так, чтобы они снова взмывали вверх, возвращаясь, и не опрокидывали при этом кадила, Джелкс гадал, что же еще выйдет на поверхность, когда все барьеры будут разрушены.
— Теперь, — сказал Джелкс, — Создай ментальный образ Амброзиуса и, глядя на него, рассказывай мне обо всем, что приходит в твою голову.
Хью прилежно исполнил то, что было ему велено. Несколько минут они провели в тишине. Мона сидела, склонив голову на бок и не сводя глаз с темной фигуры в капюшоне ровно на противоположной стороне святилища. Голые ноги Хью в сандалиях с ремешками выглядывали из-под края его одеяния также, как на рисунке в псалтыре выглядывали ноги Амрозиуса. Хью ей нравился и ей было его жаль, но Амброзиус — с Амброзиусом была совершенно другая история.
Наконец, Хью поднял голову и заговорил.
— Я постоянно возвращаюсь к себе самому, когда пытаюсь думать об Амброзиусе, — сказал он.
— Ничего страшного, — ответил Джелкс, — Говори все, что приходит в голову. Начнем с поверхностных слоев.
— Ну, вот я думаю об Амброзиусе, обходящим вокруг этого места и не сводящего с него глаз в то время, когда оно только строилось, и потом представляю себя, делающим то же самое. Я думаю о том, как он планировал обустройство часовни для всех своих делишек, и думаю о том, какие дела хотел бы провернуть здесь я сам. Я думаю о том, как он врезался во всевозможные ограничения, потому что был служителем церкви. И я думаю о себе, сталкивающимся с теми же проблемами, потому что — ну, потому что я помещен в такие условия.
— Не могу представить себе, чтобы ты столкнулся с какими-то ограничениями, располагая такими-то ресурсами, — сказал Джелкс.
— Ну, тогда потому что я был таким создан, — ответил угрюмо Хью и в часовне снова повисла тишина. Не так-то просто подвергаться психоанализу в присутствии другого человека, особенно если этот человек — один из тех, чье мнение для тебя очень важно.
— Давай, Хью, — подбодрил его Джелкс. — Это все равно что удалять зуб, но через это нужно пройти.