То, что витало вокруг них и над ними, было скоплением элементальных сил; силы воздуха и духи элемента огня; духи воды и хранители сокровищ, спрятанных в жилах земли, и все те странные фамильяры, которые прислуживали средневековым магам. А в центре этого всего стоял Амброзиус, держа в руках то, что он создал — образ женщины, порожденной его собственными желаниями; и рядом с ними витали образы его фамильяров, хранящих круг от постороннего вмешательства.
Джелкс почувствовал, что волосы на его шее встали дыбом, как у собаки. Он отчаянно пытался сотворить крестное знамение и изгнать это всё, но он был связан магией этого круга и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, а мог лишь смотреть полными ужаса глазами на то, что происходило прямо перед ним — на монаха-вероотступника, ласкающего образ женщины, который он создал с помощью запрещенных искусств.
Потом видение начало понемногу рассеиваться; вокруг вновь начали появляться здания и звезды. Хью отстранился от Моны. Никто не заговорил. Хью выглядел слегка шокированным. Мона казалась парализованной. Джелкс чувствовал себя так, как если бы отходил от анестезии. Он подозревал, что Мона всё еще находилась в объятиях Хью.
Хью неуверенно поднял руки и откинул с лица капюшон; Мона испустила глубокий судорожный вздох и ее тело, бывшее до этого напряженным, наконец расслабилось. Джелкс призвал на помощь всю свою силу воли и освободился от чар. Он подошел к ним, взял их за плечи и развернул лицом к себе.
— Пойдемте, — сказал он, — Мы идем в дом. Достаточно с нас всего этого.
Они шли рядом с ним, не произнося ни слова; его руки, лежавшие на их плечах, направляли их в нужную сторону, как если бы они были лунатиками.
Вернувшись в душную гостиную, Джелкс повесил лампу как можно выше и бросил в огонь охапку дров. Хью удивленно уставился на огонь и протер глаза; затем он нырнул в складки своего одеяния, достал носовой платок из кармана своих брюк и протер лицо, которое было настолько мокрым от пота, как будто он окунулся в таз с водой. Он оглянулся, увидев Мону, которая смотрела на него ничего не выражавшим взглядом. Она умела контролировать себя лучше, чем любой из этих мужчин, и казалась ядром спокойствия в центре циклона.
Хью медленно стянул с себя свое одеяние, свернул его и бросил в угол дивана. Потом он протер шею.
— Боже, — сказал он, — Есть у нас что-нибудь в шкафчике? — и неуверенно двинулся к буфету.
— Нет, там ничего нет, — отрезал Джелкс, — А даже если бы и было, я бы не позволил тебе к этому притронуться. Мона сделает нам чай.
Мона, благодарная возможности сбежать, удалилась в направлении кухни. Джелкс повернулся к Хью.
— Ну, и что это было? — спросил он настойчиво.
— Бог его знает, Ти Джей. Я без понятия. Все было как во сне. Я надеюсь только, что не слишком расстроил этим Мону.
— Она сама просила об этом. Придется ей с этим смириться.
— Придется, конечно, Ти Джей. Я не собирался позволять всему этому заходить настолько далеко. Это то, чего я всегда боялся. Этого не должно случиться снова, Джелкс, ведь это не честно по отношению к нам обоим.
Вошла Мона с уставленным посудой подносом. Она не смотрела на них и они не смотрели на нее.
— Как теперь быть? — спросил Хью, когда она снова вышла.
— Я поговорю с ней, — сказал Джелкс.
— Надеюсь, что поговоришь, — ответил Хью, — Кто-то определенно должен это сделать. Я не думаю, что она понимала, что делает.
Мона вошла снова, держа в руках большую коричневую фаянсовую чашку. Она остановилась в дверях и стояла, глядя на них. В зеленом платье, которое все еще было на ней, и с лентой в волосах она выглядела, как недавно выразился Хью, так, как будто бы сошла с греческой вазы. Джелкс посмотрел на Хью. Он зачарованно уставился на нее, забыв обо всем остальном. Он перевел взгляд на Мону. Она стояла в дверях, глядя на Хью, который полулежал в глубоком кресле. Ее лицо было спокойным. Глаза ее были неподвижны, но обычно сжатый рот был расслаблен, а губы ее были полными и красными, и во впадинке на шее заметно бился пульс. Джелкс пришел к выводу, что Мона прекрасно знала, что она делает, и что не было никакой необходимости в том, чтобы говорить с ней об этом.
Они поужинали в молчании, не считая редких фраз, обусловленных этикетом. Джелкс и Мона пили свой извечный чай, а Хью, хоть и воздержался от серьезной выпивки из уважения к Джелксу, все же открыл бутылку пива, чувствуя, что это было ему необходимо. В конце концов, хмель — аналог винограда, а Пану тоже делались возлияния. Джелкс, наблюдая за своими товарищами краем глаза, заметил, что Мона, подняв глаза, обнаружила на себе взгляд Хью Пастона и поспешно опустила голову снова, чтобы до самого конца ужина больше ни разу не посмотреть в его сторону.