На широком диване была навалена куча одежды; там было ржаво-красное одеяние с широким золотым орнаментом в виде драконов; там было одеяние глубокого, насыщенного голубого цвета, с серебряным, словно бы из лунного света, узором; там было платье из тяжелой и жесткой парчи, с пышной юбкой и прилегающим топом. Но были здесь также и прозрачные ткани, струящиеся, словно вода, холодного голубого цвета, цвета серых сумерек и цвета зеленой листвы. Вся куча светилась и переливалась, ибо у полупрозрачных тканей, казалось, был нижний слой из золотистых и серебристых материалов.
Хью посмотрел на них. Ему с его мужским восприятием было сложно понять, что вся эта куча обошлась в несколько скудных шиллингов, ибо над ней поработал художник, и сейчас глаза этого художника сияли, словно райские сады.
— У тебя будут драгоценности, чтобы выходить в этом, Мона, — сказал он вдруг. Он был захвачен новой идеей, которая внезапно пришла ему в голову. У принцессы эпохи Возрождения должен быть дворец стиле эпохи Возрождения где-нибудь в той части Лондона, где собирается богема. Он поселил бы ее так, как Амброзиус, будь у него кардинальская шляпа, поселил бы свою любовницу. Он не слышал разоблачающего признания Моны о том, что она была бы никудышной женой, но первоклассной любовницей, но был довольно проницателен, да и достаточно повидал в жизни, пусть даже только как зритель, чтобы догадаться об этом самостоятельно. Ввести Мону в свой социальный круг будет кошмаром для обоих — и Моны, и социального круга. Мона всегда будет гулящей кошкой, для которой нужно держать форточку открытой. На ферме они будут устраивать пикники с Глупышкой Лиззи и Биллом; жить они будут в Лондоне, так, как живут все художники; они будут, в сущности, жить для себя, а не для своих соседей, окружения, родственников или потомков. Почему, вообще говоря, мы должны что-то делать для потомков? Разве потомки когда-либо делали что-нибудь для нас?
Мона исчезла за лестницей, чтобы в следующий момент вернуться одетой в свои обычные вещи и держащей в руках роскошное одеяние, собрала в кучу все сияющие ткани и пошла прочь в своей обычной манере, через внутренний двор к фермерскому дому, а за ней последовал Хью. Красота исчезла; Мона вернулась к нормальному состоянию, снова став самой собой; но Хью помнил отблеск другой ее части, принадлежащей эпохе Возрождения, которая лежала под всем этим, ожидая, что ее призовут к жизни, и он бы не хотел о ней забывать.
***
Наступил день, когда они все вместе упаковались в Роллс-Ройс и направились в деревенскую церковь, чтобы понаблюдать за бракосочетанием Билли и Глупышки. Там были Мистер и Миссис Хаггинс; они наслаждались любой возможностью позлить мисс Памфри, которая держалась с ними неизменно высокомерно, не смотря на то, что была им многим обязана; кроме того, они считали Хью своим личным достоянием. Мистер Пинкер не присутствовал, хотя он появился на свадебном завтраке, внес свою долю и подарил что-то еще, объяснив извиняющимся тоном, что не желает ссориться с мисс Памфри и викарием. Была здесь и миссис Паско, к ужасу Глупышки Лиззи, которая была уверена, что та пришла воспрепятствовать их обручению и которую с огромным трудом удалось отговорить от намерения развернуться и убежать прочь. Но Миссис Паско изменила свои взгляды, когда услышала, что мисс Памфри пришла в ярость от мысли о том, что какая-либо ее сиротка может выйти замуж, и хотела попросить помощи закона, чтобы остановить эту непристойность. Изменив свое отношение, она была полна энтузиазма — по крайней мере, пока. Викарий смотрел на них с кислым лицом и побил все рекорды по скорости чтения речи в епархии. После этого в гостинице «Грин Мэн» была знатная попойка и мистера Хаггинса пришлось везти через пустошь в кабриолете мистера Пинкера, поскольку сам он был не способен никуда дойти; прежде ничего подобного на памяти живущих не происходило и вероятно было обусловлено непосредственным диониссийским влиянием контингента, живущего на Монашеской Ферме. Потом Билл с Глупышкой уехали на неделю в Саутенд за счет Хью и задержались там еще на одну неделю за счет налогоплательщиков, поскольку были пьяны и вели себя буйно.