Хотя у него не было никакого опыта в том, ради чего его новый друг ездил в Париж, он прекрасно был осведомлен о географии тех мест, по которым бродит человек, переживший тяжелое эмоциональное потрясение. Его собственная проблема приняла форму острого кризиса; кризис Хью Пастона, решил он, приобрел хронический характер; своим накопительным эффектом он медленно разрушал его внутреннее равновесие. Джелкс помнил, что в то время, когда он проходил свое собственное испытание, его спасло только внезапное обретение им нового интереса. Освобождая полки в магазине подержанных книг своего хозяина, он наткнулся на перевод любопытного труда Ямвлиха о Египетских Мистериях; полученное знание, наложившись на уже известный ему метод Святого Игнатия, стало для него откровением, сравнимым по силе со вторым обращением в веру, ибо во внезапной вспышке посетившего его озарения он увидел отблеск ключа к технике достижения высшего состояния сознания. Это заставило его возобновить старые Поиски — поиски света, который никогда не освещал ни земли, ни моря[8]. Он внезапно узнал, что в мире существует и другой вид мистицизма, отличный от христианского, против которого он восстал; и тогда душа его вновь ожила и человек в нем был спасен. С тех пор он гнался за самыми странными и малоизученными идеями, следуя за каждой смелой гипотезой в науке и каждой новой точкой зрения в философии.
Его профессия позволила ему, даже будучи человеком бедным, собрать поистине выдающуюся коллекцию странной литературы. Она не была слишком большой, но и книг по данной теме, которые стоило бы иметь, тоже было мало. Многое из того, что попадало к нему в руки после терпеливых поисков, уходило из них снова к первому же покупателю, который оценивал книгу по достоинству и решал, что нашел желаемое. Со временем он понял, что стоит искать не доктрину, но определенное мировоззрение, и что найти то, что принесет ему больше всего пользы, он может только среди obiter dicta[9], но не среди обоснованных суждений.
Новалис, Гегель и Хинтон были теми, к кому он возвращался чаще всего среди философов; Герберта Спенсера он отбросил в сторону, презрительно фыркая. Почему вещь должна называться несуществующей лишь потому, что она непостижима? Non est demonstrandum[10]. Как может средний, даже, может быть, слишком усредненный человеческий разум устанавливать норму? Черт с тобой, Герберт! — и он бросил его в огонь, где он вонял так страшно, что его пришлось спасти, и такой конец становился концом многих других благородных актов мести.
Еще в семинарии старый книготорговец усвоил, что когда дело касается понимания трансцендентных вещей, способности разных людей сильно различаются, и тренированное сознание во много раз превосходит в этом нетренированное; и что разум, наполненный музыкой, благовониями и тусклым светом воспринимает вещи иначе, чем тот, который хладнокровно делает свою работу. Герберт Спенсер не мог видеть дальше розового кончика своего противного носа.
Поиск Абсолюта полностью захватил внимание этого неопрятного теолога, живущего среди своих пыльных книг, и держал его в счастливом и безмятежном настроении в то время, как годы его проходили один за другим и не приносили ему ни славы, ни удачи, а только жалкие гроши, ибо он совсем не хотел напрягаться.
Он получил хорошее образование в иезуитской школе, знал классические языки и имел рабочее знание иврита, а следовательно, мог докопаться до источника большинства вещей, за исключением тех, что требовали знания санскрита. Он находил полезной точку зрения мадам Блаватской даже не смотря на то, что она сильно его раздражала. Она могла подсказать, где искать, и указывала на значение многих вещей, казавшихся странными. Метерлинк сравнивал ее книги со строительной площадкой и Джелкс был почти полностью с ним согласен, удивляясь тому, что у мистиков так редко бывает полный порядок в мозгах. Ему никогда не приходило в голову, что здание его собственного разума выглядело со стороны так, как если бы в него попала бомба.
Фрейд сначала довел его до бешенства и был близок к тому, чтобы отправиться в огонь вслед за Гербертом Спенсером как однобокий нарушитель приличий; потом классическое образование Джелкса все же пришло ему на помощь и он распознал во Фрейде последователя дионисийской философии. Питая большое уважение к грекам, он после этого неохотно прислушался к Фрейду и очень сожалел, что изучаемый им доктор не имел классического образования и не знал, что Приап и Силен были богами, а не маленькими мальчиками, играющими в грязи. Не знал он и того, что они — это еще не весь Олимп, но что есть также златокудрые Афродита и Аполлон. Работы великого австрийца он читал с мрачным видом.
8
отсылка к стихотворению Вильяма Вордсворта, «Элегические строфы, внушенные картиной сэра Джорджа Бомонта, изображающей Пилский замок во время шторма», которое в оригинале звучит куда лучше, чем в русском переводе.
9
«сказанное попутно», латынь. В англосаксонском праве так обозначается часть судебного решения, имеющая лишь убеждающий характер и не являющаяся обязательной для других судов.