28
В лего от рождества Христова 982.
В лето от рождества Христова 983.
В лето от рождества Христова 984[224]. В Риме умер император Оттон II[225]. Пражский епископ Адальберт был с ним в весьма дружественных отношениях[226], он был настолько угоден императору своей службой, что тот на пасху господню, которую король праздновал в Аахене[227], во дворце, в присутствии всех епископов, поручил ему такую высокую обязанность, как возложение на свою голову короны и служение большой обедни; такой обряд совершал, согласно обычаю, только архиепископ. А после праздника, когда [Адальберт] уже получил от императора разрешение вернуться на родину, император призвал его в потаенный покой и, исповедовавшись в своих прегрешениях, милостиво поручил ему поминать себя в его молитвах. Кроме того, император пожаловал [Адальберту] на память о себе облачение, в котором [тот должен был] служить обедню на пасху, а именно: альбу, далматику, асулу, каппу и полотенце. Перечисленные предметы до сего дня с почетом хранятся в Пражской церкви и называются облачением св. Адальберта.
В лето от рождества Христова 985.
В лето от рождества Христова 986.
В лето от рождества Христова 987 скончалась Стржезислава, достопочтенная мать Адальберта, женщина, угодная богу, достойная быть и называться матерью столь великого и святого сына[228].
В лето от рождества Христова 988.
В лето от рождество Христова 989.
В, лето от рождества Христова 990.
Св. Адальберт принял в Риме монашество в соборе св. Алексея, причем аббат не знал, кто такой [тот монах].
В лето от рождества Христова 991.
В лето от рождества Христова 992.
В лето от рождества Христова 993.
В лето от рождества Христова 994.
29
Полагаю, что я не должен пройти мимо того, что, как я нижу, другими оставлено без внимания. Ибо епископ Адальберт, видя, что паства, доверенная ему, неуклонно приближается к пропасти, а он не может направить ее на верный путь, и опасаясь, что он сам может погибнуть с ним народом, не мог дольше оставаться с этими людьми и имеете с тем не мог допустить, чтобы его проповедь оставалась напрасной[229]. Когда [Адальберт] хотел уже отправиться и Рим, в это самое время[230], по счастливой случайности, прибыл Страхквас из Регенсбурга, о котором мы говорили выше[231]; он прибыл по разрешению своего аббата, имея намерение после многих лет увидать свою дорогую родину, родственников и своего брата, чешского князя. Муж господень, епископ Адальберт уединился с ним и повел беседу, жалуясь ему на неверность и беспутство народа, на кровосмесительные союзы, непозволительное расторжение брачных связей, на непослушание и нерадение духовенства, на надменность, невыносимое господство комитов. Наконец, [Адальберт] поверил [Страхквасу] свое сокровенное желание: пойти за советом к папе[232] и никогда уже не возвращаться к непослушному пароду. К этому он добавил:
«О тебе хорошо известно, что ты брат князя и ты ведешь свою родословную от господ нашей страны; народ предпочитает, чтобы его наставлял ты: будет охотнее повиноваться тебе, чем мне. Прибегая к совету и помощи брата, ты можешь укрощать гордых, осуждать нерадивых, исправлять непослушных, наставлять неверных. Твое достоинство, твои знания и святость твоего поведения — все это вполне годится для епископского звания. По божьему велению и своей властью я соизволю, чтобы так было и буду молить папу, чтобы ты был здесь епископом, еще при моей жизни»[233]. С этими словами Адальберт дал ему епископский посох, который как раз держал в руках. Тот, как безумный, бросил посох на землю и прибавил к этому: «Не желаю я никаких званий в этом мире, я избегаю почестей, презираю мирскую пышность и считаю себя недостойным епископского званья. Я не в состоянии нести тяжелое бремя епископских забот. Я монах, я смертей: я не могу погребать смертных». На это епископ ответил: «Тогда знай, брат, знай, что чего ты не захотел сделать по - доброму, ты свершишь позже, но уже с большим ущербом для себя».
После этого епископ, как он и предупреждал, отправился в Рим. Так как в то время князь не располагал своей властью, а был [во власти] комитов, то те, по причине своей ненависти к богу и будучи дурными сыновьями негодных отцов, стали творить плохое и несправедливое дело. В один праздничный день они[234] тайно проникли в град Либице, когда братья св. Адальберта и воины града, как невинные овечки, слушали торжественную святую обедню, справляя праздник, и, как свирепые волки, напали на град. Они убили всех до одного мужчин и женщин, перед алтарем обезглавили четырех братьев св. Адальберта[235] со всем их потомством; город сожгли, улицы залили кровью. Нагруженные кровавой добычей и страшной поживой, комиты весело вернулись в свои дома. Так, в лето от рождества Христова 995[236], в граде Либице было убито пять братьев св. Адальберта. Имена их такие: Собебор, Спитимир, Доброслав, Поржей, Часлав.
224
Под 984 г. (аналогично тому, как и под 1002 и 1004 гг.) Козьма дал описание событий, не связанных непосредственно с чешской историей, но события эти представляли для него особый интерес. В данном случае, как полагает В. Регель, Козьма дополнил сообщения майнцских и краковских анналов собственным рассказом. То же относится и к сообщению Козьмы под 1002 — 1004 гг. См. В. Регель. Указ. соч, 1, стр. 258.
229
Позднейшее добавление к паннонскому «Житию св. Кирилла» так определяет отличие церковной политики Адальберта от направления деятельности Мефодия: «Потом же многом летом минувшим, пришед Войтехъ в Мораву и въ Чехы, и в Ляхы, разрушил веру правую и русскую грамоту отверже, а латинскую веpy и грамоту постави» (см. В. Регель. Указ. соч., II, стр. 133).
234
Согласно сообщению «Жития Адальберта» Брунона (гл. 21), борьба, о которой идет речь в данном сообщении Козьмы, началась в пятницу, в канун праздника св. Вацлава (т. е. 27 сентября), и продолжалась в субботу вечером.
235
Сообщение Козьмы об убийстве четырех братьев Адальберта является, очевидно, опиской, так как ниже автор говорит об убийстве пяти братьев. См. В. Регель. Указ. соч., II, стр. 144.
236
Дату взятия Либице, сообщаемую Козьмой (995), историки считают неточной и определяют ее по-разному. См. R. Turek. Указ. соч., стр. 35.
Сообщение Козьмы о княжестве Славника и о взятии града Либице содержит подробности, которых нет у биографа Адальберта — Бруно из Квартфурта, — и свидетельствует о том, что хронист черпал свои сведения из такого источника, автор которого был современником Адальберта, находился в Чехии и хороню знал положение дел там.