Ибо государство, пусть очень сильное, быстро может превратиться в ничто вследствие порчи монеты. Есть же что - то в том, сын мой, что Карл[250], самый мудрый и могущественный король, с которым мы, люди очень скромные, не можем идти в сравнение, что он, решив возвести после себя на престол своего сына Пипина[251], взял с него страшную присягу: не портить вес и достоинство монеты, не допускать обмана в ней. И действительно, никакое бедствие, ни чума, ни повальная смертность, ни опустошение страны вследствие грабежей и пожаров, совершенных неприятелем, не наносят божьему люду больше вреда, чем частая смена и коварная порча монеты. Какое бедствие, какие дьявольские козни столь беспощадно могут повергнуть в нищету и истощить и погубить христианский люд, что еще может нанести такой вред, как порча князем монеты. Вслед за ослаблением правосудия и усилением несправедливости силу берут не князья, а преступники, не правители божьего люда, а вымогатели лихие, люди самые алчные и злые, не боящиеся всемогущего бога: трижды и четырежды в год меняя монету, они сами, на погибель божьего люда, оказываются в сетях дьявола.
Такими недостойными ухищрениями, таким пренебрежением законов эти люди сужают границы княжества, которое я, по милости бога и благодаря могуществу народа, расширил до гор за Краковом[252], называемых Татрами.
[Князь Болеслав] хотел сказать еще многое, но последний час сковал уста князя и, прежде чем он смог что - либо сказать, он почил в бозе. Великий плач поднялся над ним, день же его смерти 7 февраля, в лето от рождества Христова 999.
34
В том же году Гауденций, он же Радим[253], брат св. Адальберта, был посвящен в епископы Гнездненской церкви. О том, насколько славный князь Болеслав II, поистине еще и сегодня достойный оплакивания, — да будет благословенно имя его, — с помощью меча расширил границы своего княжества[254], об этом свидетельствует апостольская власть в грамоте Пражского епископства[255]. После смерти [Болеслава II] ему в княжестве наследовал сын его, как было уже сказано, Болеслав III[256]; но он не имел отцовской удачи и счастья в делах и не сохранил достигнутых границ. Ибо польский князь Мешко[257], коварнее которого не было другого человека, вскоре с помощью хитрости захватил город Краков и всех чехов, которых застал там, уничтожил мечом. Князь Болеслав имел от благородной супруги двух сыновей: Ольдржиха и Яромира[258]; оба были гордостью матери.
а Ольдржих был помещен при дворе императора Генриха[259], чтобы познать нрав, коварство и язык немцев. Спустя некоторое время оба [князя] — вышеупомянутый князь Мешко и Болеслав — сошлись в условленном месте на совещание. После обоюдных заверений в установлении между ними мира, что оба подтвердили присягой, князь Мешко пригласил Болеслава к себе и просил удостоить таим присутствием на пиру. [Болеслав], будучи человеком голубиной души, человеком беззлобным, ответил, что хочет делать все по совету друзей. Но какая беда может нанести больший вред, чем расположение врагов? Так как [Болеслав] не мог идти наперекор коварным их козням и наперекор своей судьбе, — о, это предчувствие князя! — то он призвал к себе наиболее благородных, тех, кого и ни предполагал оставить в княжестве [на время своего отсутствия] и кого считал самыми верными себе, и обратился к ним со следующими словами: «Если бы со мной что - нибудь случилось в Польше, что было бы вопреки вере и надежде, то я вверяю под ваше покровительство моего сына Яромира и оставляю его князем вместо себя». Сделав такие распоряжения, касающиеся княжества, он идет ослепленный на верное ослепление и вступает сопутствуемый дурными предзнаменованиями в град Краков на пир к вероломному князю Мешко. И тотчас, во время трапезы, были нарушены и мир, и доверие, и закон гостеприимства: князь Болеслав был схвачен и ослеплен; людей, сопровождавших его, или умертвили, или посадили в темницу. Между тем и домашние недруги князя Болеслава, из ненавистного и коварного рода Вршовцев[260], стали творить мерзкие преступления, неслыханные испокон веков. Первым среди них, как бы главой и зачинщиком злодеяний был Коган, человек особенно преступный и самый худший из всех дурных людей. Этот [Коган] и его родственники, люди недобрые, придя с сыном князя, Яромиром, на охоту в местность Велиз, узнали из слухов о том, что произошло с князем [Болеславом] в Польше, и сказали: «Что ты такой за человечишко, что сам, будучи хуже морской травы, хочешь еще стоять над нами и называться господином. Неужели между нами не найдется человека лучшего, который был бы более достоин господствовать над нами?» О, злой разум, о, негодная душа! То, о чем трезвые люди думают, то пьяные делают. Ибо жестокость их усилилась от выпитого вина, и они напали на своего господина, раздетым повалили навзничь и грубо связали по рукам и ногам; пригвоздив его копьями к земле, они стали прыгать через тело своего господина и играть в военные игры. Один из слуг по имени Говора, увидев все это, поспешно бежал в Прагу
251
Козьма по ошибке называет Пипином сына Карла Великого — Людовика Благочестивого, императора (814-840).
252
См. Ф. Вестберг. Реляции Ибрагим ибн Якуба о славянах под 965 г. СПб., 1898, стр. II, 25 и сл. Очевидно, в определении границ государства Болеслава II Козьма исходит из Учредительной грамоты Пражского епископства, которую он сам считал основой грамоты 1086 г. (К, II, 37).
253
Гауденций, или Радим, — архиепископ гнезненский (Польша) в годы 999-1006. Можно предположить, что Радим был сыном Славника, сводным братом Войтеха — Адальберта. Ср. Thietmari chronicon..., Lib. IV, S. 57.
254
Хронист отождествляет епархиальные границы (т. н. границы Пражского епископства) с политическими границами Чехии.
255
Речь идет о грамоте Пражского епископства, которая самим Козьмой приурочивалась ко времени Болеслава II (см. К, I, 22). См. В. Регель. Указ. соч., II, стр. 128; В. Д. Королюк. Указ. соч., стр. 3-23.
257
Мешко умер в 992 г., следовательно, речь может идти только о его сыне — Болеславе Храбром, правившем в 992-1025 гг.
258
Ольдржих — сын Болеслава II, чешский князь (1012-1033 и 1034). Яромир — чешский князь (1003, 1004-1012, 1033-1034; умер в 1035 г.). О судьбе обоих рассказывает Титмар Мерзебургский (Thietmari chronicon..., Lib. V, S. 23).
259
В указанное время Генрих был еще только баварским герцогом; королем он стал в 1002 г., а императором — в 1014 г.
260
Род Вршовцев, выдвинувшийся на придворной и военной службе при чешском князе, добился от последнего пожалования себе града Либице, после того как были разгромлены Славники. Вршовцы играли особенно видную роль в политической жизни Чехии при чешских князьях Болеславе II и Болеславе III (Рыжем).