37
В тот же год
Ему наследовал сын его, император Генрих[271]. Среди прочих великих дел, которые свершил он за свою жизнь во имя Христа, он воздвиг град на одной горе, приобретенной им за большие деньги у владельца того места Пабона; отсюда название Бабенберг[272], что значит гора Пабона. Там же Генрих основал епископство, которое наделил такими владениями и правами, что это епископство считается не последним, но вторым во всей Восточной Франции. Он построил там еще храм необыкновенной величины, посвятив его святой деве Марии и святому мученику Георгию; этот храм он также одарил столь щедро церковными атрибутами, золотыми и серебряными украшениями и разными королевскими драгоценностями, что мне представляется лучше об этом умолчать, чем рассказать меньше того, что было.
Недалеко от названного города жил некий отшельник, который был преисполнен святой добродетелью, подобно архимандриту. Часто император, делая вид, что идет на охоту или придумывая еще какой - либо предлог, втайне захаживал к нему вместе со своим слугой и вверял себя его молитвам. А когда император узнал, что этот отшельник собирается идти в Иерусалим помолиться, он дал ему для тела и крови господних золотую чашу, которая в соответствии со своей величиной имела с обеих сторон ручки, которые мы в просторечье называем ушками, чтобы каждый мог легко ее поднимать. Дав отшельнику достаточно денег на дорогу, император просил его путем трехкратного погружения омыть чашу в Иордане[273], где Христос был крещен Иоанном. И что же? Божий человек отправился в Иерусалим и исполнил, как было сказано, окунув чашу трижды в воду Иордана. Возвращаясь затем через Константинополь, он шел через Болгарию. Здесь жил некий отшельник, который вел святую жизнь. Иерусалимский отшельник придя к [болгарскому], после многих и долгих собеседований с ним по вопросам святой веры смиренно просил молить бога о здоровье императора Генриха. На это тот ответил: «О его здоровье молить уже не следует, так как император Генрих перенесся из этой юдоли слез в места [отдыха] блаженных». Тогда отшельник стал настойчиво просить его сказать, откуда тот это знает. Тот сказал: «В последнюю ночь, когда я не вполне бодрствовал, но и не вполне спал, великое видение мне привиделось. Обширное, очень светлое, широкое и прекрасное поле, на нем я увидел отвратительных злых духов; из их ртов и носов исходило серное пламя; духи тащили за бороду упиравшегося императора Генриха, как бы на суд; другие [духи] вонзали в горло его железные вилы и кричали: «Он наш, он наш!» За ними, вдали следовали св. Мария и св. Георгий. Они были как будто печальны и как будто хотели вырвать императора. Они спорили [с духами], пока среди поля не появились весы, размером больше двух миль. На левую чашу духи положили большую тяжесть, неизмеримого и неисчислимого веса. Она означала плохие дела [Генриха]. На противоположную [чашу] св. Георгий положил, как я видел, большой монастырь со всей оградой, золотые кресты, украшенные драгоценными камнями, много перстней и груду золота, золотые подсвечники, кадильницы и множество облачений — все, что сделал император хорошего в течение своей жизни. Но та [чаша], на которой было плохое, все еще перевешивала, и [духи] кричали: «Наш, наш!». Тогда св. Мария взяла из рук св. Георгия большую золотую чашу и, трижды покачав головой, сказала: «Он, бесспорно, не ваш, а наш», и с большим негодованием она бросила чашу рядом с монастырем. Одна ручка при этом отломилась со звоном. От падения ее огненная вереница исчезла. Св. Мария взяла императора за правую руку, а св. Георгий — за левую, и они повели его, как я полагаю, в небесное жилище».