48
Комиты, оставшиеся в лагере, видя это, отправили к Бржетиславу послов с таким заявлением: «Если ты, доверяя своему отцу, решил возобновить с ним дружбу, то мы ему совершенно не верим, мы достаточно знаем его коварную хитрость и больше боимся его дружбы, чем его неприязни. Ибо подобно медведю, который никогда не оставляет даже наименьшего удара неотомщенным, он не прекращает мстить до тех пор, пока все, чем мы его оскорбили, не будет отомщено до конца. Поэтому: или разреши нам уйти в какую-либо страну, или сам вместе с нами поищи на свете более обширных дворцов. Мы же никому не желаем больше служить, чем тебе, нашему господину». Бржетислав понимал, что князь не может носить звание князя, если он лишен воинов, подобно тому, как воин не может нести своей службы, если он лишен оружия. Поэтому Бржетислав предпочел вместе [со своими воинами] искать хлеб на чужбине, чем одному, без них, жить на родине в мире с отцом. Более двух тысяч воинов, забрав с собой все, как скот, так и рабов, во главе с князем Бржетиславом немедленно отправились к венгерскому королю. Король Владислав, отнесясь к Бржетиславу как к своему родственнику[438], принял его радушно и отвел его воинам для жительства место по названию Банов[439], у града Тренчин. Место это расположено среди лесов и гор, богато зверем, очень удобно для охоты. Из прилегающих областей, по предписанию [венгерского] короля, [воинам Бржетислава] доставлялись пища и другие дары природы. Самого же Бржетислава, с его немногими людьми, король поместил среди роскоши в королевском дворце.
49
В том же году, по распоряжению короля Вратислава, прибыли в Мантую[440] в сопровождении пфальцграфа Рапота и были представлены августейшему императору Генриху III Козьма, избранный епископом Пражской церкви, и Андрей[441], избранный на Оломоуцкую кафедру. Произошло это в лето от рождества Христова 1092, 1 января. В четвертый день того же месяца, когда император находился в Мантуанском дворце, в сопровождении большого числа епископов и комитов, а оба избранные упомянутые выше епископы стояли посредине, — он, при посредничестве вышеназванного комита Рапота, после долгого молчания, раскрыл свои прекрасные уста и сказал: «Наш верный друг Вратислав, король чешский, послал к нам этих братьев. чтобы мы, соблюдая церковный и апостольский устав, подтвердили своей властью их избрание, но мы не желаем принимать такое решение без вашего согласия». Тогда поднялся мюнстерский епископ[442], прибывший в это время из Иерусалима, и, опираясь на стол, на котором лежали жезлы, епископские перстни и святые мощи, сказал: «Весьма опасно решением немногих отменять то, что постановили многие. Ведь в присутствии многих епископов и многих князей Римской империи, а также послов папского двора, вы подтвердили своей привилегией решение о том, что оба епископства, Пражское и Моравское, должны составлять единое и нераздельное, как это было вначале». На это император ответил: «Позволь только мне сделать то, о чем просит меня мой друг. Об этом же я потом, в свое время скажу». И он тотчас вручил каждому из обоих [епископов] по перстню и пастырскому жезлу, — для каждой церкви. После этого обоим епископам было приказано вернуться в Верону и ожидать там, пока пфальцграф, покончив с имперскими делами, не отвезет их с собой на родину.
438
Бела I (отец венгерского короля Владислава) и Андрей I (дед чешского князя Бржетислава) были братьями по матери.