Фотография на комоде привлекает мое внимание, и я иду к ней, слегка пошатываясь, оглядываясь через плечо и улыбаясь про себя, когда замечаю, что Роуди пристально смотрит на меня.
Согнувшись в поясе, я рассматриваю его фотографию в средней школе с медалью на шее и бейсбольной перчаткой на руке. Его лицо раскраснелось, загорело, и он щурился от яркого солнца.
Он счастлив и сияет. И потный, как будто только что сыграл тяжелую игру и выиграл.
— Это был день, когда я стал лучшим игроком, — говорит мне сзади его глубокий голос.
Я киваю, переходя к следующему снимку, затем к следующему. Затем перехожу к его медалям и трофеям, которых здесь немало. К доске объявлений над его столом приколото королевско-синее университетское письмо, а на нем — вырезки из газет, золотая кисточка с его выпускной шапочки.
— Не знаю, почему у меня до сих пор висит все это дерьмо. — Он звучит застенчиво. Оправдывающееся. — Я больше вряд ли когда-нибудь буду здесь.
Я бросаю на него быстрый взгляд.
— Потому что ты многого добился.
На его книжной полке стоят качающиеся головы легендарных бейсбольных фигур, которые я — как бы мало я ни знала об игре — узнаю: Бейб Рут, Хэнк Аарон, Барри Бондс, Нолан Райан.
Несколько бейсбольных карточек в пластиковой упаковке. Книги, разумеется, и их много. Удивительное количество, на самом деле, начиная от популярной фантастики и заканчивая исторической научной фантастикой. На верхней полке стоит пурпурная жеода, которая заставляет меня улыбнуться, когда я беру ее и держу на ладони, изучая искорки под светом, прежде чем осторожно положить ее обратно на место рядом с раковиной.
Блуждая к шкафу, мои пальцы задевают мягкий хлопок нескольких рубашек, безвольно висящих внутри. Я подумываю о том, чтобы стащить одну из них для пижамы, но передумываю, когда его глаза так старательно следят за мной.
— Нашла что-нибудь интересное?
Не совсем. Ничего шокирующего или смущающего. Насколько я вижу, внутри не прячутся скелеты.
Когда я поворачиваюсь, мои ненасытные глаза скользят по его торсу; мой мозг хочет снова оседлать его, но мое тело подчиняется, решив проявить немного самоконтроля.
Успокойся, Скарлетт, его родители внизу, черт возьми.
Тихо, если не считать звука нашего дыхания, мои ноги ступают по его мягкому бежевому ковру, нарушая тишину. Я сцепляю руки за спиной.
— Похоже, мои родители могут вернуться. — Его сексуальная, расслабленная поза заставляет порхать бабочек у меня в животе. — Я сбегаю вниз и скажу им, что мы определенно едем.
Мои зубы терзают нижнюю губу, но я не могу подавить улыбку.
— Если ты не возражаешь, я пойду готовиться ко сну.
Он кивает.
— Это будет раннее утро. У нас есть два часа езды до круизного порта, а потом мы сможем провести вторую половину дня, исследуя корабль, прежде чем он покинет док.
Нервная и возбужденная, с болью в животе и в приподнятом настроении, все в одно и то же время. Вздохнув, я достаю из чемодана чистое белье, пижамные штаны и топ, следуя за ним по коридору.
Я бреду в ванную, поглощенная широкими плечами Роуди, когда они сгибаются. Полностью зацикливаюсь на его сексуальной мускулистой шее. Не могу оторвать взгляд от голой кожи над воротником его рубашки, провожая взглядом, пока он не скрылся из виду, спускаясь по лестнице.
Для меня это сексуальная часть мужчины — восхитительный наклон на затылке, где сходятся плечи.
Мне нравится все в этом месте на его теле, напряженные мышцы его трапециевидных и дельтовидных мышц. Свежевыстриженные волосы на затылке Роуди. Плотно облегающая его темная рубашка и обещание, что ее ткань будет бархатистой и мягкой под моими пальцами, если у меня хватит наглости ласкать ее. Или засунуть кончик пальца за воротник и провести им по теплой коже.
Я хочу провести руками по его аккуратно подстриженной копне. Медленно провести ладонями по его гладким лопаткам. Мечтаю об этом, пока зеркала в его ванной запотевают от пара из душа, и я оттираюсь под струями душа Стерлинга Уэйда.
Взяв с полки его красную бутылочку с жидким гелем для тела, я открываю крышку, вдыхая мужской аромат. Ммм, позже я свернусь с ним калачиком и буду делать с ним все, что захочу.
От этой мысли мой желудок начинает драматически переворачиваться, нервы заставляют меня захлопнуть бутылку. Концентрируюсь на своей задаче, начисто вычистив себя. Вымыть, полоскать, повторить.
Веду кусок мыла Dove по моей груди и между вершинами бедер. Я намыливаю ноги, икры. Провожу синей одноразовой бритвой медленно вверх по длине каждого из них, пока не срезаны все волосы. Поглаживаю руками вверх и вниз, смывая пену.
Бреюсь между ног.
Чисто.
Гладко.
Я вытираюсь большим серым полотенцем, похлопываю им по влажной коже, влага увлажняет мою плоть. Надеваю нижнее белье. Затем майку и шорты для сна.
Прохожу через мою обычную процедуру ванной комнаты: лосьон, увлажняющий крем, спрей для тела.
Закончив дела в ванной, прохожу по коридору, комната Роуди пуста, когда я слегка стучу и открываю дверь.
Прикусываю губу, раздумывая.
Терпеть не могу сидеть здесь в одиночестве с одной лишь нервной энергией для компании, пока он сидит внизу со своими родителями, я роюсь в чемодане и нахожу одну толстовку, которую упаковала, натягивая ее на свои мокрые локоны.
Спускаюсь по задней лестнице, когда звук голоса его матери заставляет меня остановиться на нижней ступени.
— Где Скарлетт, милый? — спрашивает миссис Уэйд.
— В душе. Позже я просто встречусь с ней в постели.
— В чьей постели? — Добродушный смех его матери заставляет меня покраснеть ярко-вишневым цветом.
— Ха-ха, очень смешно. Моей. — Он бесстыдник. — Мы не нашли простыней, чтобы заправить кровать в свободной спальне, и осмотрели все вокруг. Ты уверена, что не против, чтобы мы разделили постель?
— Проклятие, — она хмыкает. — Эти простыни, вероятно, все еще сложены в прачечной — ты же знаешь, как я поступаю, когда у меня сроки горят. Я слишком устала, чтобы идти проверять, так что никаких глупостей под этой крышей, ладно? Мы вам доверяем.
Шумные вздохи.
— Мама, завтра мы уезжаем в отпуск, и ты запираешь нас в отдельной комнате на две ночи.
— Потому что ты уже не подросток. Я не хочу доверять тебе — я должна доверять тебе. Это не значит, что я не буду прислушиваться к странным звукам сегодня вечером.
— О боже, мама.
Она прищелкивает языком.
— То, что происходит в открытом море, остается в открытом море до тех пор, пока то, что происходит, не вернется, чтобы преследовать нас в течение девяти месяцев. Ха.
Его это не забавляет.
— Ты действительно думаешь, что это смешно?
— Да, я действительно думаю, что это смешно, — она хихикает. — Моя работа как твоей матери — унижать тебя и ставить в неловкое положение, пока я скитаюсь по этой земле.
Я представляю, как он закатывает глаза.
— И еще одно: пожалуйста, не смотрите на все, что мы делаем, с расчетливым выражением лица.
— Расчетливость — хорошее слово, милый.
— Мам, я говорю серьезно.
Она глубоко вздыхает.
— Почему по твоему мнению я наблюдаю за тобой? Я вижу, что Айова не делает твоему эго никаких одолжений.
— Да ладно, я знаю, что ты используешь нас для исследований.
— Я потрясена этим обвинением, — его мама резко фыркает, но не отрицает этого.
— Ну, так это то, чем ты занимаешься?
— Может быть... совсем чуть-чуть. — Еще одна пауза. — Считай, что тебе повезло, что я не делаю заметок — эти маленькие взад-вперед между вами — это золото романтического романа. Я чувствую напряжение в моей душе.
— Господи, мама! Вот почему я никогда никого не привожу домой.
— Нет, не поэтому ты никогда никого не приводишь домой. Ты никогда никого не приводишь домой, потому что никогда никого не любил достаточно, даже Челси Ньюман, а она была такой милой девушкой.
— Ненавижу, когда ты так делаешь, — стонет Роуди. — Перестань вспоминать моих бывших подружек.
— Тебе было семнадцать, и она была твоей девушкой всего девяносто секунд — это едва ли считается. Вы едва держались за руки.
— Мы сделали больше, чем держаться за руки. — Он хихикает глубоко в груди над своей шуткой.
Мать не обращает на него внимания.
— Я просто иллюстрирую свою точку зрения. Ты никого не приводил домой со времен средней школы, а эта прилетела из другого штата во время каникул? — Похоже, что она делает большой глоток из своей кофейной кружки, а затем предательски ударяет ею о деревянную поверхность стола. — Не хочешь рассказать мне, что все это значит? Мы с папой умирали от любопытства.
— Папа не умирает от любопытства.
— Ладно. Это я умираю — скажи мне, что происходит.
— Мы друзья.
Он ухмыляется, я просто знаю это.
— А Скарлетт знает, что вы просто друзья? — дразнится его мать.