Зазвонил звонок. Матросы, свободные от вахты, сходились в клуб — в общую каюту I класса.
Пашка заглянул в окно — на столах газеты, книжки с картинками.
У двери сидела молодая, на учительницу похожая, записывала приходящих.
— Ваша фамилия? — спросила она толстого пожилого матроса с черной с проседью бородой, который направился мимо нее к столу.
— Надо што ль? Кожухов Никита... лоцман.
— Да, это наш новый лоцман, — подтвердил молодой матрос, — товарищ Кожухов! — вот место есть и газета.
— Найду сам, зрячий... Газету можешь сам читать... На што она...
Лоцман сел на мягкий клеенчатый диван, осмотрел зал-каюту, потрогал рукой обшивку, точно хотел убедиться не подменена ли; насупился, как будто неволя загнала его сюда; побарабанил пальцами по столу, обвел глазами всех присутствующих.
Рядом в кресле, за круглым столиком сидел щупленький матрос-татарин, рассматривающий картинки. Лицо довольное, веселое.
— Что, Ахмет, — хлопнул лоцман снисходительно по плечу матроса, — революцию, говоришь, сделал и на хозяйское место сел... буржуем стал... Сидел ли при хозяине-то хоть когда тут?
— Какой сидел, — также весело ответил Ахмет. — Никогда не сидел, в окошко глядел, когда палуба мыл... Какой сидел... На корме сидел... курятник нюхал... собака нюхал... капитана кулак нюхал... Сэчас хозяином сыдым. Капитан-товарищ. Корошо...
— Еще бы, на готовенькое — не дураки...
— А ты попробуй нажить, да сделать, а потом и говорить — хозяином сыдым.
— Пятнадцать годов Ахмет хозяину наживал... может тэперь Ахмет и на хозяйском месте сыдеть!
— Тише, товарищи, вы мешаете читать, — раздались недовольные голоса матросов.
Лоцман махнул рукой и отвернулся к окну. Ахмет попрежнему занялся картинками, прищуривал глаза, улыбался.
Пашка отошел от окна, прошелся по палубе, захотел подняться на капитанский мостик.
— Сюда нельзя, — раздался сзади твердый голос.
Оглянулся Пашка, какой-то парень, с револьвером за поясом, обходил палубу и отсылал всех пассажиров вниз. Когда все сошли вниз, заперли все входы на верхнюю палубу.
— Документы предъявите! — приказал парень с револьвером.
Тут же откуда-то появились двое в кожаных куртках с револьверами.
— Это что, комиссары што ли? — спрашивал какой-то дядя своего соседа.
— Стало быть, что они... звезды на картузах-то и оружие за поясом... Ищут, видно, кого-нибудь, когда документы спрашивают...
Комиссары поочередно проверяли документы, у кого их не было или были не совсем в порядке, отводили в сторону для выяснения.
Пашка, прижатый мужиками к стенке, хотел опуститься на пол, чтобы не заметили, да на полу оказались какие-то мешки.
«Снимут, — подумал Пашка, — а то и посадят, уж больно сердиты»...
— Твои, дед, документы? — строго спросил комиссар у стоявшего рядом с Пашкой старика с седой бородкой.
— Вот они, извольте, господин комиссар.
— Господ нынче нет, старик... были господа, да сплыли, теперь товарищи.
— Извините, товарищ комиссар, по привычке.
— Откуда ты, дед? — спросил комиссар, всматриваясь в лицо старика.
— А из своей деревни, из Луговой, откуда же мне быть.
— В Кругликовой был?
— В Кругликовой? А когда товарищ комиссар?
— Когда? — ну, весной; в марте там, или в апреле.
— Никак нет, товарищ комиссар.
— Тов. Петров! — крикнул комиссар товарищу, что сгонял народ с палубы, — возьмите документы и старика для выяснения.
— А ты с ним? — спросил комиссар Пашку, указывая на старика.
Пашка поперхнулся, сразу не ответил, а комиссар уже кричит тов. Петрову:
— И парнишку возьмите, со стариком едет!
В каюте с надписью «агент Ортчека» допрашивали старика.
Пашка узнал, что у старика не свои документы, что он вовсе не из Луговой, что в Круглихе подбивал мужиков не подчиняться новой власти, не доставлять казне дров для пароходов.
«Вот попался старик, — подумал Пашка, — ну, да и я с ним засыпался».
Старик сказал, что Пашка не с ним и что он его не знает.
— В Орловке тебя высадим, — сказал тов. Петров Пашке, — выйди пока.
Пашка вышел, а самому сделалось тоскливо: высадят на чужой берег, а куда он пойдет? в свою деревню далеко...
«Эх, дурак я, дурак, — ругал себя Пашка, — зачем убежал, тут все равно с голоду подохнешь».
Пашка с утра ничего не ел; в животе урчало. Посмотрел по сторонам — не ест ли кто, попросил бы. Нет, все сидели какие-то мрачные. Проверка документов многим доставила неприятности, а в Орловке предполагали проверку багажа — кто чего везет.