— Время уходить.
— Есть ли шанс, что я смогу получить ту чашку кофе, которую вы предложили вчера? Я ещё ничего не ел этим утром, и мне действительно нужно проветрить голову.
— Конечно, давайте, — она провела его глубже в хижину.
Дом имел полностью открытую планировку, с небольшой кухней, ванной комнатой и кабинетом внизу и спальней наверху, выходящей на переднюю часть дома. Когда они прошли на кухню, Мередит указала на островок с двумя табуретками.
Марли лежал на полу рядом с миской для еды и миской с водой. Он посмотрел на Ленни, и его большой хвост начал вилять, шлёпая по полу с ровным стуком.
— Привет, приятель, — улыбнулся Ленни, садясь на табуретку.
— Он охраняет свою посуду, — объяснила Мередит, подходя к кофеварке на прилавке. — С тех пор, как я начала собирать вещи, он не выпускал из виду ни их, ни свой любимый теннисный мяч.
— Не могу винить его в этом.
Он огляделся, но не слишком заметно. Жилое пространство Мередит поразило его как дом, в котором было пустынно, даже когда она жила в нём. Чувствовалась аура многих квартир в городе: преходящее чувство, которое сигнализировало, что обитатель может в любое время собрать свои немногочисленные вещи и легко двигаться дальше.
— Так куда вы направляетесь?
— Думаю о том, чтобы ненадолго съездить куда-нибудь, где потеплее. Может, в пустыню. Всегда хотела увидеть Аризону. Я надолго нигде не задерживаюсь, а здесь живу уже несколько лет. Время двигаться дальше. Арендная плата закончилась, так что я могу просто взять и уйти, — она сполоснула две кружки, которые уже стояли в раковине, и вытерла их полотенцем для рук, свисающим с перекладины на дверце холодильника. — Видите ли, я из тех женщин, которые рано вышли замуж и работали на трёх работах, чтобы их муж закончил медицинский институт. Когда он его закончил, то решил, что лучше женится на одной врачихе, с которой учился, и разведётся со мной. Я взяла себя в руки, наняла адвоката-акулу и спустила его на этого сукина сына. Я заработала приличную сумму денег на разводе, вложила их с умом и в конечном итоге получила достаточную сумму на будущее, чтобы делать всё, что, чёрт возьми, я хочу. Я не миллионерша или что-то в этом роде, но если я буду жить разумно, мне не нужно работать, если я этого не захочу.
— Что заставило вас приехать сюда?
— То же самое, что привлекло Шину в этот город. Казалось бы, хорошее место, чтобы спрятаться.
— Похоже на изолированную жизнь.
— Точно.
— Не очень любите людей?
— Без большинства из них я могла бы жить, — она разлила кофе по кружкам. — Кстати говоря, я слышала, что вчера у вас были неприятности с Гасом Говеном.
— Как вы узнали?
— У меня есть полицейский радиоприёмник. Сейчас всё упаковано, но я слышала, как раздался ваш звонок. Как вы пьёте кофе?
— Чёрный, без сахара.
Она принесла ему кружку кофе, затем вернулась к холодильнику, добавила немного молока в свою и присоединилась к нему на островке, стоя и наклоняясь напротив него, вместо того, чтобы сесть на другой табурет. Мередит выглядела значительно более усталой, чем вчера, как будто она тоже не выспалась.
— Гас просто напуган. Он иногда путается. Он через многое прошёл.
— Он продолжал настаивать, что «они» убили её. Однако никогда не говорил, кто такие «они».
Она отхлебнула кофе.
— Он сказал что-нибудь ещё?
— Никто не такой, как выглядит.
Ответа не последовало.
— Что происходит в этом городе, Мередит?
— Я не знаю.
— Пожалуйста.
— Честно говоря, я не знаю.
— Что-то происходит, что-то странное.
— Ага, — сказала она поражённым тоном. — Что-то. Что, я не знаю. Я только знаю, что становится всё хуже, будто весь город меняется.
— Как меняется?
— Я видела много странных вещей, много странных мест за эти годы. Но ничего подобного этому. Шина увязла в каких-то тёмных вещах.
— Я нашёл её записи. Перед самой смертью она над чем-то работала, исследовала зеркала, чёрную магию и память.
— Я знаю. Ближе к концу она стала совершенно одержима всем этим, — Мередит уставилась в свой кофе. — Когда мы впервые встретились с Шиной, я сразу же знала, что мы поладим. Мы обе были одиноки, и, видит Бог, может, я цинична, но Шина была более одинока. Она была сломлена. Я никогда не знала никого, кто был бы настолько повреждён, кто всё ещё мог бы функционировать так, как она. Как только я познакомилась с ней, она доверилась мне, рассказала мне о том, что произошло за эти годы, обо всех потерях. Всю её жизнь, всякий раз, когда у неё было хоть какое-то счастье, его отнимали. Во всяком случае, так она это видела, и не потребовалось много времени, чтобы понять, что она ненавидела свою жизнь и была зациклена на том, чтобы избавиться от неё.