«За два‑три месяца неуправляемые команды передерутся, превратятся в одичавшую толпу изможденных, частью больных и отупевших, совершенно озлобленных людей. И мы тут не причем – ведь управление ими являлось чисто английским делом, немцы в него не вмешивались. Даже кое‑какое охотничье оружие оставили, и выдали ножи. А еще для внутреннего согревания щедро передали рому и виски, бочонками и ящиками. Весело там у них скоро станет, каждое утро будет начинаться бытовухой, пьянками и банальной поножовщиной.
Проблемы в будущем, как только их освободят из узилища, они больше доставят уже не нашему, а Королевскому флоту. Главное, продержать их там как можно дольше, чтобы хорошенько все озверели, хотя бы до марта! И это, кстати, вполне возможно, учитывая вооруженный караул в виде нашего крейсера. А искать экипажи в тамошних водах никто не станет, посчитают, что пленных держат на Фолклендах».
Ехидный голос, снова раздавшийся в мозгу, отозвался головной болью. Лангсдорф прибег к испытанному целебному действию. Зажег спичку и медленно раскурил сигару, пыхая ароматным дымом.
В этот последний день уходящего 1914 года контр‑адмирал думал не о встрече долгожданного Нового Года, который для всех экипажей кригсмарине стал по‑настоящему «новым», в том прошлом, которого подавляющая масса моряков никогда не видела. Да и не до праздника было всем – вахтенные бдительно несли службу, каждый моряк понимал, что именно на этом последнем участке пути ни в коем случае нельзя расслабляться, пристально вглядываясь в свинцовый горизонт серого неба, что тесным куполом накрыл бесновавшегося волнами Северное море.
– Завтра все решиться… Радиограмму мы вчера дали, гросс‑крейсера Хиппера вышли на встречу. С нашей стороны проколов нет, вряд ли англичане что‑либо знают о моем отряде, – Лангсдорф привычно постучал пальцами по столешнице. Адмирал долго молча сидел в привычном мягком кресле, напряженно размышляя.
– Но будет номер, если «утечка» произошла из Адмирал‑штаба. Или англичане перехватили и дешифровали их радиограммы. Тогда за наше благополучное возвращение я не поставлю и фартинга. Ладно, все, что не делается, может быть и к лучшему…
Старший офицер легкого крейсера «Эмден»
капитан‑лейтенант фон Мюкке
Индийский океан
Цепь роковых случайностей привела к гибели германского крейсера. Отойдя от острова, «Эмден» устремился прочь от него, британский крейсер лег на параллельный курс и бросился в погоню, быстро сокращая расстояние. В бинокль Гельмут Мюкке отчетливо увидел силуэт «тауна», что означало одно – уйти от 25‑ти узлового корабля «Эмден» никак не смог бы, истрепанные машины могли дать только 22 узла, и то на короткое время. Когда противники удалились далеко от острова, так что в мощных линзах оптики превратились в размытые по морю силуэты, германский крейсер резко отвернул вправо и пошел на сближение, сам предложив британцу бой!
Что заставило предусмотрительного ранее фрегаттен‑капитана Мюллера, обычно спокойного и хладнокровного, так поступить, Мюкке не знал, и мог только догадываться. Но, скорее всего, австралийский крейсер «Сидней» был принят за корабль первой серии «городов», типа «Ньюскал», вооруженных десятью четырехдюймовыми орудиями, по пять на каждый борт, плюс по две мощные 152 мм пушки на баке и юте, которые в минуту выстреливали еще столько же металла и вдвое больше взрывчатки по весу.
«Эмден» шестидюймовой артиллерии не нес, а имел те же десять легких 105 мм орудий, расположенных попарно по всей длине рейдера. Бортовой залп меньший по весу вдвое, но случись вывести из строя хотя бы одну 152 мм пушку на британском крейсере, что в бою весьма вероятно, а еще лучше обе, то шансы выйти из боя если не победителем, то, по крайней мере, непобежденным, у германского крейсера становились весьма весомыми.
Вот только «Сидней» являлся представителем третьей серии крейсеров, типа «Чатам», где десять четырехдюймовых пушек были заменены шестью более тяжелыми орудиями в 152 мм. Кроме того, «австралиец» нес броневой пояс в два дюйма, которого у «Эмдена» не имелось, и роль брони играли заполненные углем отсеки, что для мощных вражеских снарядов не слишком надежная преграда. Потому исход боя был предрешен – со сбитыми трубами и затопленной кочегаркой, избитый британскими фугасами до полной потери возможности сопротивления, с полыхающими пожарами и большой убылью в экипаже, германский крейсер выбросился на берег острова Килинг, что находится гораздо севернее Дирекшна. Фрегаттен‑капитан Мюллер приказал выбросить белый флаг, а затем были подорваны боеголовки торпед. Внутренние взрывы окончательно искорежили горящий остов корабля, который в газетах именовали «Лебедем Востока».
Расправившись с противником, «Сидней» через какое‑то время рванулся на юг, чтобы разобраться с высаженным на Дирекшне немецким десантом. Вот только капитан‑лейтенант Мюкке почти сразу сообразил, что «Эмден» за ними не вернется, и, весьма вероятно, что в самом скором времени, им всем предстоит попасть в плен. А вот отведать полной ложкой британского «гостеприимства» германским морякам не хотелось категорически, от слова «совсем». Но на чем бежать с острова, что в одночасье стал для них опасной ловушкой, сработавшим капканом?!
Катер и баркас, на которых немцы приплыли к острову, отпали сразу. Для длительного похода на первом не имелось запаса угля, а на веслах плыть по океану сродни полному безумию или самой извращенной форме самоубийства. Единственным подходящим средством был маленький парусник «Айша», водоизмещением почти в сто тонн, на котором раньше в голландской ост‑индской колонии перевозили копру. Англичане сразу же стали отговаривать немцев от предстоящего плавания, доказывая, что судно давно стоит на приколе. Ветхое и трухлявое, оно погибнет сразу же, как только отчалит от острова, рассыпавшись даже на легкой волне.
Однако угроза неминуемого плена казалась страшнее – Гельмут приказал своим матросам забрать на острове все возможные припасы как трофеи, заполнить бочки под завязку водою. Сердечно поблагодарив англичан, которые с печалью и состраданием в глазах смотрели на своих врагов как на умалишенных или самоубийц, немцы, подняв все паруса на убогой лоханке, отправились в смертельно опасное плавание, благо ветер оказался попутным, а ночная темнота укрыла их своим покрывалом.
Однако плавание оказалось хоть и длительным, но весьма успешным – пережив множество опасностей, немцы добрались к Падангу. Голландцы в европейской войне не участвовали, держали строгий нейтралитет, причем прекрасно понимали, что армия кайзера в любой момент сможет без серьезных затруднений легко раздавить своей мощью маленькие Нидерланды. Для разгрома армии «Соединенных провинций» хватило бы полдесятка дивизий – за первые месяцы войны голландцы всячески старались угодить своему восточному соседу, категорически не желая примерить на себе участь Бельгии, полностью попавшей под оккупацию рейхом.
Так что немцев «нейтралы» приняли вполне благожелательно, благо те пришли в порт на паруснике, а не на крейсере. В последнем случае немедленно вмешалась Британия, и, наплевав на нейтралитет, англичане бы атаковали неприятеля прямо в порту, благо подобных прецедентов за историю Ройял Нэви имелось множество. Приняв в трюмы небольшого германского угольщика (обусловив точку рандеву в океане) необходимые запасы продовольствия и воды, воодушевленные успехом первого короткого перехода, немцы решили добраться до любого порта на турецкой территории в акватории Красного моря. Теперь плавание не пугало до дрожи в коленках – Индийский океан в отличие от Тихого, более «гостеприимен» для парусника.
В местных газетах Мюкке прочитал о героической гибели «Эмдена». А также о том, что после победного боя «Сидней» вернулся обратно к Дирекшну уже рано утром для пленения высаженной на него германской абордажной партии. К великому удивлению англичан, десантников не обнаружили, и, учитывая ветхость «Айши», британцы дружно зачислили немцев в утопленники. Так что искать их теперь никто не станет – и если небеса будут благосклонными, остатки экипажа «Эмдена» доберутся до берегов Оттоманской империи (если встретятся с транспортом в ближайшие дни), союзницы Германии, и снова поучаствуют в войне – они все присягнули кайзеру и рейху…