времени орденском знаке. Единственное, что его отличало от изначального образца – отсутствие свастики в центре креста, замененной на императорскую монограмму в виде буквы W. Да на луче были выбиты цифры прошедшего года – 1914.
«А ведь решение о введении Рыцарского креста было принято заблаговременно еще в декабре. Это из того послания, что привез кайзеру молодой Шпее. А вот о дубовых листьях, мечах и бриллиантах, как дополнительных наградах я рассказал только одному Тирпицу – никто в моем экипаже знать о том просто не может. Решение их ввести Гитлер принял в 1940 году, после моего самоубийства – но знаю это благодаря второй памяти, полученной от профессора Ландау. Интересно дела закручиваются!»
Лангсдорф молчал, пока подошедший к нему из‑за спины старый гросс‑адмирал, сразу пришедший на помощь императору, завязывал на его шее кончики ленты.
– Полученные от меня ранее Железные кресты также ваша заслуженная награда – повторное награждение здесь совершенно недопустимо, вы их и так заслужили, как и ваши офицеры. А посему дополнительно к Рыцарскому Железному кресту с дубовыми листьями, что даны за «абордаж» в бухте Ломас, награждаю вас, господин контр‑адмирал граф фон Лангсдорф, за громкую победу над британским флотом при Фолклендах, как германский император и прусский король орденом «Пур ле Мерите»!
Из шкатулки появился крест с золотыми орлами между лучами – заветная для каждого офицера германской армии высшая военная награда, которая давалась только за отличие в сражении.
У Лангсдорфа бешено заколотилось сердце – получить «голубого Макса», минуя предварительное награждение крестами прусского Дома Гогенцоллернов – немыслимое, невероятное отличие. Кайзер при помощи Тирпица снова закинул ленту ордена на шею и сам поправил его ладонью, расположив чуть ниже рыцарского креста. Адмирал мгновенно оценил этот символический жест – введенный Рыцарский крест стал общеимперской наградой, более важной по статуту, чем высший прусский военный орден. Мысль тут же была подкреплена негромко сказанными словами, что в тиши кабинета прозвучали особенно весомо.
– Надеюсь, что в самом скором времени на вашем голубом кресте будут три золотых дубовых листа!
Лангсдорф моментально напрягся – повторное награждение «Максом» отмечалось именно так. Намек кайзера означал только одно – «Фатерланду» предстоял выход в море. Что же, он давно мечтал принять деятельное участие в повторном бою при Доггер‑банке. Ведь теперь там не будет напрасной гибели злосчастного «Блюхера», который сейчас, изрыгая черный дым из своих двух труб, шел на Фолкленды, на долгожданную встречу с эскадрой адмирала рейхсграфа фон Шпее.
– Теперь нам следует поговорить об одном немаловажном моменте, – кайзер сам подвел Лангсдорфа к ближнему креслу, легким надавливанием на плечо усадил свежеиспеченного кавалера с двумя крестами на шее. И вернулся к столу.
– Молодой граф Лангсдорф погиб в море, а вы, адмирал, на его роль совершенно не подходите, хотя им самим и являетесь. Я выразил вашим родителям личное соболезнование, как и родственникам других неожиданно погибших кадетов, которые служат у вас на «Фатерланде». Поэтому ваше появление в прежнем облике совершенно недопустимо. Прошу правильно меня понять, мой дорогой граф.
– Ваше императорское величество, я, как все мои офицеры, полностью полагаюсь на ваше решение, – Лангсдорф наклонил голову, ожидая услышать волю монарха, тягостную для него.
– Никто из ваших офицеров не будет лишен дворянства, более того, все получат достойные для юнкера поместья. Вам я дарую графство Регенсбах – оно в моем Доме, вымороченное давно. Тем более, по крови и роду связано с Лангсдорфами, потому вы можете пользоваться двойным его названием. Так что, ваше сиятельство, после возвращения из запланированного похода, можете вступить во владение. Все необходимые грамоты вам вскоре передадут. Офицеры и моряки вашего отряда получат новые документы, как только они будут подготовлены. К вернувшимся в рейх подданным не станут задавать ненужные вопросы – соответствующий указ я подписал – и они могут начать жизнь с чистого листа. Что касается прежних времен – гросс‑адмирал устроит так, что дальнейшая служба будет проходить с учетом всех полученных ими ранее отличий и заслуг. Они могут свободно выбрать любые земли империи для поселения, им после окончания войны будет оказана вся надлежащая помощь. А теперь о главном…
Кайзер сделал паузу, вновь поднявшись с кресла – в голове Лангсдорфа прозвучали ехидные слова, этот голос был узнаваем, тот самый, что прозвучал в мозгу после прибытия броненосца на рейд Монтевидео в столь далеком и совершенно другом времени.
«Плюшек от начальства вы немало получили, ваше сиятельство, другие могут просто завидовать, причем молча, глотая слюнки. Но сейчас для вас, господин контр‑адмирал, начнется самый удивительный момент – раздача слонов и материализация духов!»
Лангсдорф как‑то непроизвольно тряхнул головой от беззвучно сказанных ему слов, стараясь прогнать их – и действительно, голос моментально пропал, словно его и не было. Хорошо, что кайзер в этот момент смотрел на гросс‑адмирала Тирпица и не заметил такой несколько странной реакции на свои слова. Но когда император снова повернулся к Лангсдорфу, тот уже собрал волю и успел взять себя в руки.
– Так вот, адмирал! С вашей помощью мы должны изменить ход этой неблагополучной для рейха войны. И дело не только в ценности вашего корабля, хотя его значение огромно, а в ваших людях, на чьи знания все очень надеются! Мы должны победить любой ценой, иначе то будущее, о котором вы нам поведали, будет гибельно для Германии!
Командир легкого крейсера «Карлсруэ»
капитан 1‑го ранга фон Шенберг
Атлантика
– «Блюхер»! За ним «Росток», мы встретились!
Шенберг с облегчением выдохнул воздух – Адмирал‑штаб прекрасно разработал план, штурмана не подвели со счислениями, и, теперь, в обусловленной точке рандеву германские крейсера встретились в ста милях от побережья Бразилии. Там, где не проходили обычные маршруты трампов, да и военные корабли этой латиноамериканской страны появлялись в отдаленных водах крайне редко – флот у нее откровенно убогий, чтобы в нейтральных водах, далеко от родных берегов целыми сутками околачиваться, сжигая в котлах дорогой уголь.
Сам Ройял Нэви не настолько велик, чтобы перекрыть весь океан своими дозорными кораблями, тем более в здешних водах, сильно отдаленных не только от метрополии, но и от вест‑индских колоний, где рыскают крейсера кригсмарине. Крайне рискованная затея держать в здешних водах вспомогательные крейсера – огромные пассажирские лайнеры, что использовались в этом качестве, редко выдавали своими машинами более 17 узлов скорости, а потому уйти от германских «городов» не могли априори. Бой на отходе сулил им почти неизбежное поражение.
Опытные комендоры кайзерлихмарине промахов в огромные мишени не делали, а на самих лайнерах была масса топлива для всепожирающего огня. Начиная от деревянной отделки многочисленных кают, до обширных и протяженных палубных настилов, по которым в довоенное время цокали каблучки отдыхающих пассажирок, что укрывались от жгучих лучей тропического солнца белыми шелковыми зонтиками и от скуки немного флиртовали с солидными джентльменами и сеньорами.
Тихоходных «колониальных» крейсеров можно не опасаться. От более сильных кораблей, вооруженных шестидюймовыми пушками, можно легко, не напрягая машины, уйти. А слабые, с артиллерий до 120 мм, сами могли стать легкой добычей для любого броненосного крейсера эскадры Шпее. Даже «города», что и показал «Кенигсберг» расстрелявший английский «Пегасус» у Занзибара. Для «каунти» и «таунов» поход в Южную Атлантику уже представлял авантюру – о существовании быстроходного линейного крейсера в Адмиралтействе давно известно. Шенберг в том не сомневался, ведь корабль, прибывший из будущих времен, демонстративно появился в эстуарии Ла‑Платы, заглянув по прихоти контр‑адмирала Лангсдорфа в Монтевидео. Видимо, в память того боя, что произошел там…