– Точно он?
– Похож…
– Проверим!
Белоусов приказал вызвать в кабинет сержанта, у которого накануне неизвестный спрашивал адрес Дергачева. На этот раз опознание провели по всем правилам, понимая, что следствию нужны доказательства безукоризненные с юридической точки зрения. На столе разложили несколько снимков и среди них – портрет парня с тяжелым взглядом.
– Сержант! Подойдите к столу! Взгляните на эти снимки! Нет ли среди них знакомого вам человека?
Сержант медленно приблизился к столу, окинул взглядом снимки и лицо его расплылось в улыбке.
– Неужели удача, Виктор Алексеевич?
– Отвечайте на вопрос!
– Вот этот парень. Его фотография вторая справа. Он приходил ко мне позавчера утром и спрашивал, как найти Дергачева.
– Отлично! Пусть войдет Борисихин. Так… Товарищ Борисихин, посмотрите внимательно на эти снимки. Не знаете ли вы кого-нибудь?
– Этого человека я видел в доме Жигунова, когда приходил за женой.
– Вы не ошибаетесь?
– Нет, я хорошо его запомнил.
– Прекрасно! Давайте сюда Жигунова-младшего.
– Я видел его в доме отца накануне пожара! – твердо сказал Жигунов и для верности прижал фотографию пальцем к столу.
– Благодарю вас! – Белоусов сиял от счастья. Оформляем опознания и начинаем розыск. Теперь знаем кого искать. Ищем Нефедова Юрия Сергеевича. 1964 года рождения. Образование среднее. Родители живут в нашем городе. В центре, между прочим, недалеко от рынка. Личное дело имеется. Карточка правонарушителя имеется. Потапов! – крикнул Белоусов, увидев в дверях инспектора уголовного розыска. – Входи. Поздравляю. Сбылись самые смелые твои предсказания. Нефедова ищем.
– Неужели он?!
– Четыре человека в один голос утверждают, что именно он был пятым в доме Жигунова. То-то след у забора сорок третьего размера! А?
– Да, у него примерно такая нога… Я ему многое предсказывал, – проговорил Потапов, – но такое… Если это сделал Нефедов, то он превзошел самого себя.
– Ты знаешь его лучше всех в городе. Он мог пойти на такое?
– Он может пойти на многое…, если ему наступить на мозоль самолюбия.
– Как же ты его упустил, а, Потапов? – укоризненно спросил Белоусов.
– Так ведь он уехал от нас! В Архангельск! Виктор Алексеевич! Он здесь уже не прописан.
– Где же вы все-таки взяли его портрет? – спросил Гурьев.
– В паспортном столе, где же еще! – засмеялся Белоусов. – Первый час ночи, а вы посмотрите с улицы – все окна светятся. Работаем, Виктор Харитонович!
Чувство хозяина
Привычное словосочетание, не правда ли? Оно настолько прочно вошло в жизнь, что в него трудно вложить новый смысл. Мы стараемся привить малышам чувство хозяина к детскому саду, потом – к школе, заводу, чувство, подразумевающее больше ответственность и заботу, нежели владение. Однако, не так уж мало людей, которые куда охотнее воспринимают именно этот смысл – обладание.
Подобные соображения невольно возникают, когда знакомишься с делом Нефедова. Он учился в нескольких школах – не уживался. Ни с учениками, ни с учителями. И родители переводили его в следующую, надеясь там найти более чутких педагогов, более воспитанных товарищей. Но и в очередной школе учителя оказывались нравственно грубыми и неспособными понять возвышенную душу юноши. Именно так относились к делу родители и не скрывали этого даже, когда стали известны подробности событий в доме Жигунова. Отец выразился так:
– Юрий понимал хорошее, мечтал о хорошем, стремился к хорошему, но почему-то все делал наоборот.
Нефедов рано познакомился с милицией городка. Как-то угнал мотоцикл. Вообще-то надо было заводить уголовное дело, но, учитывая нежный возраст, просьбу родителей, положительное мнение педагогов, а педагоги в подобных случаях часто восхищаются воспитанником, поскольку его осуждение вызовет сомнение в способностях самих педагогов, ограничились полумерами: поставили на учет в детской комнате, погрозили пальцем и даже, было дело, голос повысили.
Потом похищение лошадей в колхозе. Нет-нет, не корысти ради. Шутка. Шалость и озорство. Правда, колхозники оказались людьми грубыми, юмор не понимали, подняли шум, крик, вызвали милицию. Опять неприятности. Особенно огорчительно было папе с мамой, поскольку о сыне складывалось мнение, никак не соответствующее его истинному характеру и наклонностям.
Да вскоре еще эти разнесчастные "Жигули”. Какой-то ротозей оставил без присмотра свою машину. Ребята ходили-ходили вокруг – никто им ничего. Вот и решили проучить. Сняли с машины все, что можно было снять с помощью отвертки и кусачек. Что тут началось! Милиция, опросы, допросы… Да, попался Нефедов опять – не везло парню. Ничего в жизни дельного не спер, ничем не поживился, а в карточке уже десять эпизодов значатся. И каждый провал, каждая неудачная попытка вызвать восхищение толкают на новые попытки снять с себя унизительное клеймо неудачника. А приятели ждут новых подвигов, да и душа рисковать привыкла, хочется внимания к собственной персоне, хочется быть на виду, даже в проклятиях видится нечто желанное.
А история с вытрезвителем!
Надобно ж беде случиться, что перед самым Новым годом в вытрезвитель попал лучший друг Нефедова, без которого и праздник – не праздник. Другие бы смирились, тем более, что компания и без него подобралась развеселой, можно было бы выпить за скорейшее освобождение приятеля, или в знак солидарности самому набраться червивки и, приведя себя в соответствующее состояние, явиться в вытрезвитель собственным ходом. Во всяком случае, цель была бы достигнута – Новый год встречаешь с лучшим другом.
Но не из тех был Нефедов. Так уж получилось, что предыдущие деяния как-то исподволь убедили его в том, что личность он явно способная на преодоление препятствий, перед которыми никнут другие. Нашел Нефедов выход. Собрал несколько девиц, ахнули по стакану для поддержания ратного духа, и, подхлестывая себя воинственными криками, двинулись на штурм городского вытрезвителя. Случай, надо признать, едва ли не единственный в истории отечественных вытрезвителей вообще.
И вот долговязый Нефедов и повизгивающие девицы, принимая угрожающие позы, в слабом свете уличных фонарей, под мирно падающим снегом приближаются к заветной двери. Но с каждым шагом уверенности у них все меньше, и те дикие пляски, которыми они вначале пытались смутить милицию, тоже поутихли. А кончилось до того пошло, что даже рассказывать совестно. Вытрезвитель располагался в маленьком деревянном домике с крылечком, верандой, и почти без переделок был приспособлен к новым надобностям. Так вот, отчаянные освободители в полнейшем восторге от собственной отваги, разбили стекла, подперли входную дверь подвернувшейся палкой и растворились в ночной темноте, растревоженные пережитым.
Это случилось в последних числах декабря. До мартовского пожара оставалось два с половиной месяца.
В нашем народе как-то принято с симпатией относиться к людям, способным пошутить, разыграть ближнего, посмеяться над ротозеем. Сказки, былины, поговорки наполнены всевозможными озорниками, шутниками, скоморохами-насмешниками. Но шалости идут все-таки от любви к ближнему, разыгрывая кого-то, мы тем самым, проявляем к нему внимание, показываем, что верим в его ум и чувство юмора, верим, что наш розыгрыш будет понят верно, не вызовет обиды, что человек не почувствует себя униженным, и мы тоже когда-нибудь в будущем можем надеяться быть разыгранными, стать предметом дружеского хохота.
Но когда за шалостью – стремление унизить человека, выставить дураком, как-то утвердиться за счет достоинства другого, тут уж не до шуток. Хотя часто именно шутками прикрывается хамство и ненависть, шутками прикрывается зависть и недоброжелательство. Но мы остро чувствуем, где кончаются шутки и начинается злобствование, неприязнь, попытка оправдать собственную лень. Частенько встречаются люди, которым для счастья не хватает самой малости – унизить кого-нибудь. И все. Жизнь для них расцветает всеми красками.