Юрий Брезан
Крабат, или Преображение мира
ПРЕДИСЛОВИЕ
Среди ведущих писателей ГДР Юрий Брезан занимает особое место. По рождению он сорб[1], т. е. представитель национального меньшинства, проживающего на западе республики, у самой границы с ЧССР.
«Малая родина» Брезана по культуре, языку, традициям принадлежит к славянскому миру. Она оставалась инородным телом как в Германской империи, так и в буржуазно-демократической Веймарской республике. В годы фашизма сорбы ощутили на себе всю бесчеловечность «национальной политики» третьего рейха.
Дарование Юрия Брезана сформировалось на перекрестке славянских и германских культурных традиций. Причем его восприятие культуры немецкого народа, вполне естественно, было свободно от малейших признаков германского национализма, не было «сращено» не только с понятием «государство», но и с понятием «большая родина».
Сын сорбского крестьянина-бедняка и каменотеса, в шестнадцать лет участник антифашистского сопротивления, эмигрант (в Чехословакии и Польше), арестованный и затем принудительно мобилизованный в армию рейха, Юрий Брезан с первых шагов своей сознательной жизни был против фашистского государства. Поэтому в творчестве его нет лично окрашенной темы «преодоления прошлого», «расплаты», столь характерной для писателей так называемого «поколения вернувшихся». Об этом своеобразии своего общественного и творческого пути Юрий Брезан очень точно сказал в речи на VI съезде писателей ГДР, проходившем в год двадцатилетнего юбилея республики.
«Особые обстоятельства моего происхождения и первые три десятилетия моей жизни сделали факт образования Германской Демократической Республики главным переживанием в моей сознательной жизни. Это событие, это глубочайшее переживание привело к тому, что не в третий, пятый или седьмой год существования нашей республики, а уже в самый год ее рождения мне была дана возможность не только измерить истинной мерой вещей уже прожитое время, но и сохранить эту истинную меру для оценки событий тех лет, которые еще предстоит прожить, для оценки деяний и злодеяний, для определения истинной цены и ценности всех личных устремлений».
Творческий путь Юрия Брезана начался со стихов и рассказов, написанных еще в довоенное время на сорбском языке.
Но зрелость и самостоятельность утвердились в его творчестве в годы жизни и работы в ГДР, когда он не только обрел «большую родину», но ощутил естественную и органическую связь ее с «малой родиной» — сорбским краем. Как писатель Юрий Брезан «двуязычен»: с равной выразительностью и свободой он создает книги и на сорбском, и на немецком языках. Случай по-своему примечательный, хотя и не единичный в литературе ГДР, не редкость и в советской многонациональной литературе. Достаточно назвать таких очень крупных художников, как Чингиз Айтматов, Василь Быков, Ион Друцэ.
Связь с «малой родиной» ощущается и в том глубоком, «изнутри», знании, с каким Брезан воссоздает образы своих земляков — крестьян сорбского края. Но фотографии, прямой очерковой связи с фактом в рассказах и романах Брезана нет. «Правда» характеров и обстоятельств подчинена «поэзии». О забавном бунте «правды» против «поэзии» и о победе «поэзии» над «правдой» Юрий Брезан рассказал на одной из традиционных встреч советских и немецких писателей на примере цикла новелл «Старуха Янчева» — может быть, лучшего из его ранних произведений.
Янчева, в прошлом батрачка, а ныне — общественница, «власть», охотно делилась с подругами и товарками по работе своими суждениями и воспоминаниями. Это и легло в основу новелл Брезана. Героиня, познакомившись с рассказами о себе, сначала ославила писателя на всю округу, как бессовестного лгуна: и не так она говорила, и не то с ней было.
Однако Янчева — неутомимая рассказчица всюду: и за копкой картофеля, и за сортировкой свеклы — вдруг стала замечать, что в ее правду все более властно вторгается брезанова «поэзия», и тут она снова напустилась на земляка: «Ты меня совсем запутал — я теперь уж и не знаю, что со мной было и как было».
Такая победа, по справедливому мнению Брезана, объясняется тем, что, отступая от «правды факта», он делал более точной «правду характера». «Преображенная» поэзией героиня стала еще более «собой», чем «непреображенная». Вот почему эта хорошая старуха и стала воспринимать «поэзию» как «правду».
Однако право на такое обращение с «правдой» дает только глубокое и доскональное знание ее и ощущение той глубочайшей связи с «материалом», со всеми сторонами жизни той среды и народа, о которых идет речь.