Нет, формула жизни, которую открыл гениальный биогенетик Ян Сербин, как будто бы никому не грозит гибелью, а, напротив, сулит благодеяния людям. С ее помощью — как мы уже говорили — можно «перестраивать человеческую биологию, физиологию, психику, влиять на поведение человека.
Все дело только в том, кто и для чего будет это делать.
«Можно с ее помощью излечивать рак?» — спрашивает Яна Сербина Каминг, он же «Третий», он же глава, административный и идейный, засекреченного центра биологии и состоит на службе у самых черных сил милитаризма и реакции, он же бывший эсэсовец и убийца младшего брата Яна Сербина — двенадцатилетнего Матти (о чем Сербин не знает).
«Да», — отвечает Сербин на его вопрос.
«И восстанавливать ампутированные конечности?»
«Да».
«И уничтожать наследственные болезни?»
«Да».
«И ликвидировать дефекты мозга?»
«Да», — в четвертый раз отвечает Сербин.
И Каминг, уже ранее предложивший Сербину в обмен на его формулу заключить союз «знания и власти», с деланным удивлением спрашивает ученого, почему тот не принимает его предложение.
«Потому, — отвечает ученый, — что с помощью этой формулы можно делать обратное: заражать людей раком, перекраивать мозг, создавать сверхмозг вне человеческого тела…»
Каминг содрогнулся.
«Какая жуткая идея, — сказал он. — Кто же способен на такое?»
«Вы, например», — справедливо отвечает ученый.
Об опасности и обратимости всякого волюнтаристского «чуда», переделки мира, в основе которой не лежит уважение к человеку, народу, реальной жизни и действительности, прежде всего об активности самих масс в творчестве «чудес» — вот о чем говорит современная история романа.
«Третий» с помощью формулы и ученых своего центра может создать целые армии рабочих или солдат, безмозглых и покорных и при этом «счастливых», то есть лишенных малейших внутренних поводов к конфликтам и недовольству.
Взрыв бомбы над Хиросимой побудил Бертольда Брехта дать новый, и последний, вариант пьесы об отце современной физики — по существу, не только об ответственности ученого, но и «народности» науки. Пьеса «Жизнь Галилея» говорит не о «вульгарной» опасности научного своекорыстия, а, так сказать, о высокой опасности служения науке для науки, оторванной от подлинных интересов человечества.
Заключительный монолог Галилея обращен не только к его ученику Андреа Сарти — устами отца современной физики говорит с носителями и деятелями современной культуры мудрый и проницательный художник Бертольд Брехт.
«Я полагаю, — говорит Галилей, — что единственная цель науки — облегчить трудное человеческое существование. И если ученые, запуганные своекорыстными властителями, будут довольствоваться тем, чтобы накоплять знания ради самих знаний, то наука может стать калекой и ваши новые машины принесут только новые тяготы. Со временем вам, вероятно, удастся открыть все, что может быть открыто, но ваше продвижение в науке будет лишь удалением от человечества. И пропасть между вами и человечеством может оказаться настолько огромной, что в один прекрасный день ваш торжествующий клич о новом открытии будет встречен всеобщим воплем ужаса»[3].
Это мудрое, брехтовское, исторически точное понимание ответственности современной науки со всей силой звучит в романе Юрия Брезана.
До того, как Ян Сербин вступит в поединок с властью капиталистического мира, сложит голову и победит в этой борьбе, Юрий Брезан расскажет о нем еще многое: о приключениях героя в Стокгольме, на севере Швеции, в Италии. Параллельно, а иногда и «наплывом» читателю откроются приключения Крабата и Кушка в «безумном, безумном, безумном мире» современного капиталистического государства, чей образ к тому же окрашен в сатирически-сказочные тона.
Пойдет в современной истории речь и о родителях Яна — двух старых сорбских крестьянах, доживающих свой век в домике на холме со старой липой.
Дети — далеко, и у сына, и у дочерей своя судьба, но они живут в памяти стариков, в рассказах матери. И в этих главах Брезану удалось по-своему и высокопоэтично воплотить бессмертную тему Филемона и Бавкиды.
Но центральной линией современной истории романа остаются судьбы науки и ее адептов в современном капиталистическом обществе.
Проблема формулы, которую нашел Ян Сербин, уже как бы «висела в воздухе». На пути к ней осуществлял свои работы старший по возрасту, опыту, стажу Линдон Хоулинг — ученый-гуманист, антимилитарист, защитник жизни, прямой, смелый, веселый, даже озорной.
3
Бертольд Брехт. Стихотворения. Рассказы. Пьесы. М., «Художественная литература», 1972, с. 776-777.