Принялся трезветь.
Четверо! Столько же, сколько было на проклятой лодке. И кольта под рукой нет.
Мистер Мото, человек широко известный в узких деловых кругах Шанхая, занимался вопросами серьезными и деликатными.
Мистер О'Хара избрал себе тот же вид занятий.
Мистера Мото очень уважали. Мистера О'Хару уважали не меньше, но еще и боялись.
У мистера Мото было несколько помощников, людей, как и он сам, тихих и скромных. О'Хара скромностью не отличался и завел себе целую армию. Работодатель Марека исповедовал принцип дзюдо, американец с ирландской фамилией предпочитал бокс без правил. Мото был тих, О'Хара шумен. Один невелик ростом, второго хоть в прусские гренадеры бери.
Мистер Мото очень редко улыбался. Мистер О'Хара громко и часто хохотал.
Вражды между ними не было, но не было и дружбы. Работодатель ничего не рассказывал, однако Марек уверился, что они познакомились давно, еще до Китая, и знакомство вышло очень непростым. Здесь же, в Шанхае, между странным японцем и брутальным янки действовал негласный и неписаный пакт о ненападении. До поры до времени. Тот, кого Марек узнал — и кого убил первой пулей, — запомнился ему именно из-за О'Хары. Видел их вдвоем пару раз. Для Шанхая — более чем достаточно.
— …Вот этот! Удачно встретились. Поучим мальчонку жизни?
— Не здесь. Глушим — и в авто.
Марек Шадов встал. Китаец и два американца, птицы невеликие, у мистера О'Хары на посылках. Таким драки (войны!) и положено начинать. А вот четвертый… Четвертая…
В последнее время, так уж получилось, именно Марек Шадов стал правой рукой мистера Мото. В армии О'Хары тоже произошли перемены. Прежние его помощники куда-то исчезли, и всем стала заправлять…
— Пусть на колени станет. Тогда, может, и отпустим.
ОНА!
Марек видел ЕЕ всего пару раз и то издали. Запомнил, но не больше. Его лет или чуть старше, светлые волосы, прекрасно пошитое платье, колье на высокой шее. А тут… Считай, в трех шагах…
Вдохнул, выдохнул, хотел глаза протереть… Но вовремя вспомнил, что он — на войне, мистер О'Хара послал свою армию в бой. Двое — с боков, третий, китаец, чуть сзади. ОНА — впереди.
На колени, значит?
— Мы не на равных, — улыбнулся. — Мало вас чего-то. Несите пулемет, тогда и беседовать станем. А то обижу кого ненароком.
Страха не было. Страх остался под темной речной водой, утонул в мертвых остекленевших зрачках. Мир стал огромным прозрачным кристаллом, а он, Марек Шадов, — маленьким злым черным мячом.
И — плевать на все!
Кроме НЕЕ.
Удержался на краю, ударил не рукой — взглядом, прямо ЕЙ в глаза.
Мир-кристалл дрогнул. Как и ЕЕ губы.
— Мне не нужен пулемет, Марек Шадов. Твой хозяин слишком много возомнил о себе, но для начала мы проучим сопляка, который чистит ему ботинки. А еще у нас есть пара вопросов по поводу твоей последней поездки. Если ответы нам понравятся — твое счастье.
— А у меня есть пара ответов, которые могут очень не понравиться. Для каждого из вас — кроме тебя.
— Почему для меня исключение?
— Я тебя люблю.
Кристалл исчез, растворился в густом папиросном дыму. Мир вновь стал самим собой — обычным, обыденным, плоским. Ресторан, столики, испуганные лица официантов, нож в руке китайца, ЕЕ странное лицо.
Все как и должно быть. Только Марек Шадов понял, что совершенно счастлив.
Теперь ему было все равно. И когда двое с боков подошли к столику, он врезал пустой бутылкой по ножке стула, превращая бесполезную скляницу в «марсельскую розу». И когда ниоткуда — из папиросного дыма — возник сам мистер О'Хара, парней отогнал, ЕЕ обнял — властно, по-хозяйски, на него же поглядел, как смотрят на пустой стол.
— Расскажешь ему! — бросил уходя.
«Ему» — мистеру Мото.
— Обычаи парижских апашей, — скажет на следующий день работодатель. — Последнее предупреждение перед началом войны. Вы вели себя правильно, Марек.
А потом помянет и ЕЕ.
— О'Хара никогда не умел разбираться в людях. Она — его самая большая ошибка.
Но это будет потом, после того, как Марек отдаст официанту уже ненужную «розу», посмотрит ЕЙ вслед — и услышит первые такты «Титаник-вальса».
— Голуби, мадам! — Бесцветные глаза-пуговички моргнули. — Почему они вогкуют, мадам? Почему змеи… Да, змеи, самые холодные тваги на земле, пегеплетаются дгуг с дгугом?[43]
Женщина сдержала усмешку и даже сделала вид, что внимательно слушает. Старость… В чем можно упрекнуть человека, перешагнувшего вековую черту?
— Пе-ге-пле-та-ю-тся, да! Почему мошки… Маленькие-маленькие мошки пголетают сотни километгов, чтобы найти себе пагу? И гыбки, с плавничками и хвостиками. Гыбки!..
43
Здесь и ниже цитируется монолог о любви из замечательного фильма «Ninotchka» (1939 г.).