Не успел.
— Получила я твою телеграмму! Получила!.. «Все в порядке, не волнуйся!» А чего мне волноваться? Всего одна ночь в пустой квартире, а я — совсем взрослая девочка…
Уезжать из дому приходилось часто, куда чаще, чем ему бы хотелось. Если больше чем на два дня, Герда отправлялась в пансион на соседней улице, который успела искренне возненавидеть.
Только не спрашивай…
— Герда, ну когда ты бросишь курить?
— Когда мы будем жить все вместе, Кай. Ты, я — и Снежная Королева.
Девочка дышала тихо, словно спала. Марек коснулся рукой ее мокрых волос, погладил по щеке, поцеловал в ухо. Герда, мотнув головой, провела ладошкой по мокрому носу.
— Не обижайся, Кай. Страшно было ночью. Очень страшно! Мне показалось… Не смейся, ладно? Будто мне кто-то сказал, что ты не вернешься. И Королева не вернется. Я останусь здесь одна, в пустой квартире, буду ждать — и не дождусь. А потом полиция взломает дверь, и меня отведут в приют. Как Марту из нашего пансиона, у которой родителей арестовали.
Выдохнула, попыталась улыбнуться:
— Я свет не выключала, но только одну лампочку, которая над кроватью. Много не нагорело, не беспокойся… Я уже узнала — это называется «контрастность», искажение восприятия. Из той книжки по психологии, которую ты мне подарил.
Марек ничуть не удивился, лишь представил, что это ему десять лет, и не Герда, а он, маленький Отомар, берет в руки тяжелый том с названием в две строчки.
— Только имей в виду, бром я пить не буду. Редкая гадость, хуже трескового жира!..
Девочка отпустила его шею и, взяв со столика гребешок, подошла к висевшему на стене зеркалу.
— Сейчас. Минута — и стану похожей на человека… Ты, Кай, конечно же, голодный, но самому тебе готовить лень. В кафе, что на углу, я тебя не отпущу, там ужасно. Лучше сделаю тебе яичницу. Тебе, как обычно: один глазок разбить, один оставить?
Мареку стало стыдно, но в кафе с поэтическим названием «Утренняя страна» кормили и в самом деле плохо, хуже некуда.
— Один оставить, да. А кофе я приготовлю сам.
Чаще всего они так и завтракали — вдвоем. У плиты возилась Герда, если же нет, то накрывала на стол и мыла посуду. Но в те редкие дни, когда в Берлин приезжала ОНА, девочка заявляла, что готовить разучилась, а где находится кухня, не помнит. Жена смеялась — и заказывала еду в ближайшем ресторане.
Однажды, после очередного ЕЕ отъезда, Герда долго молчала, а потом спросила шепотом:
— Кай! А может, я маме не нужна?
Первый раз на его памяти Снежная Королева лишилась своего титула.
Яичница удалась на славу, а вот кофе выпить так и не пришлось. Марек успел лишь поставить медную турецкую джезву на огонь, чтобы дать ей немного прогреться. Воды пока не наливал. Настоящий кофе готовится не спеша, вдумчиво…
— Наверно, соседи, — рассудила Герда, услыхав трель электрического звонка. — Ты не отвлекайся, я открою.
Он чуть было не согласился, но пальцы, державшие джезву, внезапно дрогнули. Он только успел приехать, и часа не прошло. Но если его увидели в окно и позвонили по телефону — те же соседи, к примеру, — нежданным гостям самое время появиться.
«Крабат!.. Кра-а-абат!..»
— Я сам. Не выходи пока, будь здесь.
Поставил джезву на стол, снял фартук, подмигнул девочке.
«Крабат!.. Иди в Шварцкольм на мельницу!»
Спрашивать «кто?» не стал. Черного хода в квартире нет, а из окна не выпрыгнешь. Хоть и второй этаж, а высоко. И он не один.
Открыл.
Попятился.
— Это ты так в гости приглашаешь? — засмеялся тот, кто стоял за порогом.
И подмигнул.
— Смотри-смотри! — выдохнул Хинтерштойсер. — Да погляди же ты!..
Не выдержав, ухватил друга Тони за плечо, тряхнул от души. Тот с явной неохотой оторвал взгляд от газеты.
— Что?
На этот раз и слов не нашлось. Андреас молча ткнул пальцем прямиком в открытое окно купе. Курц, взглянув недоуменно, пожал плечами.
— Боденское озеро, едем по расписанию. Думал, заблудились?
Хинтерштойсер открыл рот… Закрыл. Наконец ухватил-таки нужное слово за хвост.
— Г-горы! Там!..
Там — за озерной ширью. Каменистый неровный берег, белые барашки волн, неспокойная водная гладь, серо-зеленая у берега и темная, почти до черноты, вдали. А за всем этим — многоглавая гряда, увенчанная белыми шапками.
Альпы.
— Дальше, за ними… Эйгер там! Понимаешь?
Курц положил газету на столик, улыбнулся:
— Ну, не совсем за ними. Андреас, ты что, гор не видел?