«Да это же магический удар! — осенило меня. — Не иначе, Надя кого-то от души лупцует!»
Кого именно, я разглядел, лишь подбежав: с первого этажа вверх по лестнице, беззвучно шевеля огромными зазубренными жвалами — скрещивая их и снова разводя в стороны — ползла гигантская, почти трехметровая серая многоножка. Двигалась она неровно, то дергаясь, то вдруг замирая, то вовсе откатываясь на три-четыре ступени назад — стараниями Морозовой, надо полагать — но, в целом, так или иначе, неуклонно приближаясь.
— Какого… Духа… Ты… Приперся? — заметив меня краем глаза, отрывисто бросила воспитанница Сергея Казимировича. Пальцами она при этом работать не прекращала. — Я-же-сказала-сидеть-и-не-высовываться? — выдала Надя уже скороговоркой.
— Я… Я это… — забормотал я, очумело глядя на жуткое чудовище на лестнице. — Помочь хотел!
— И как? Как помочь?! Ты же пока не умеешь ни духа!
Прозвучало это в ее устах довольно обидно, но зато морально меня встряхнуло, заставив наконец оторвать ошалелый взгляд от наползавшей уродины-многоножки. Торопливо оглядевшись, я заметил неподалеку от себя, у стены, выстроившиеся в ряд стулья с пухлыми сиденьями и мягкими спинками, мухой метнулся к ним, обеими руками схватил крайний, поднял над головой и, в два скачка вернувшись к балюстраде, швырнул его в серую тварь. Увы, чудовище моих стараний не оценило — и даже не заметило: экзотический снаряд пролетел сквозь него, как свет полночной звезды через сиреневый туман, глухо ударился о мраморные ступени и, кувыркаясь, запрыгал по ним вниз. К слову, не раскололся, не сломался — крепкая у князя мебель, однако!
— Ерундой не занимайся! — яростно прошипела рядом Морозова. — Стулом, даже гамбсовской работы, их не остановишь!
Внезапно будто что-то ударило ее в плечо — девушку развернуло, перекосив, она отступила на шаг от перил, но тут же поспешно вернулась назад — я даже толком испугаться за нее не успел.
— Стоило попытаться… — убедившись, что с Надей все более-менее в порядке, обронил я — упрямо не желая признавать за собой очередную глупость.
— Не стоило!
Ну, не стоило, так не стоило…
Ладно, тогда пойдем другим путем. Старательно сложив пальцы в фигу — для верности на обеих руках сразу — я выставил получившиеся кукиши в направлении многоножки. Как там говорила моя строгая наставница? «Бей не рукой — сердцем!» Тогда, правда, у меня не вышло ни фига с этой фигой. Но, может, потому и не вышло, что не очень было нужно? А вот сейчас — самое время, по-моему! Ну, давай же, магия, приди! Сердце, бей! Фига — фигачь!..
Ничего не произошло. Нет, многоножку как раз чем-то неслабо приложило, заставив серую тварь свернуться кольцом и, завертевшись, сползти вниз по лестнице на добрый метр, но, очевидно, было это исключительно Надиной заслугой — случись иначе, я бы ведь, наверное, хоть что-то да почувствовал? Ну, отток маны там? Или отдачу от удара, не знаю… Однако, кроме разочарования от очередного фиаско, никаких ощущений у меня не зародилось, ни в сердце, ни в руках — нигде.
— Сгинь уже, а?! — как видно, утратив остатки терпения, совсем уже бесцеремонно рявкнула на меня Морозова. — Еще и тебя закрывать мне никакой маны не хватит!
— Возьми мою! — я с готовностью протянул девушке руку.
Воспитанница Сергея Казимировича даже было качнулась в мою сторону, но тут же снова отпрянула.
— А Зеркало сдерживать ты уже научился?!
А, ну да, Зеркало…
Тем временем, многоножка внизу, вроде бы, оправилась, распрямилась и снова поперла на нас. Но на этот раз ползи ей довелось недолго: Надя решительно выбросила вперед правую руку в жесте, который в других обстоятельствах (и в другом мире) наверняка сочли бы непристойным, и с кончика ногтя ее выставленного среднего пальца сорвался и неспешно, как-то даже вальяжно поплыл навстречу чудовищу огненный шарик. Сперва совсем небольшой, может, с вишенку, но по мере продвижения заметно увеличивавшийся — в метре от девушки он вырос до размеров яблока, а в «морду» многоножки ткнулся, будучи и вовсе с хороший арбуз. Серая тварь неуклюже попятилась и попыталась сдать в сторону, но, проявив несвойственную ему доселе прыткость, пылающий мяч ловко вильнул следом, нагнал гадину и коснулся ее скрещенных жвал. А затем вдруг перетек на них, будто покрыв горящей пленкой. Та стремительно перекинулась на голову чудовища… За каких-то пару секунд вся передняя часть многоножки из серой сделалась оранжево-белой, переливчатой, с алыми и голубыми проблесками. А потом ослепительно вспыхнула, вынудив меня непроизвольно зажмуриться.