— Прошу прощения, — раз такое дело, снова счел я нужным вмешаться. — Как и все мы, господин Крикалев крайне ошарашен случившемся… — я запнулся, стараясь подобрать правильные слова. — Естественно, что пережитое волнение толкает его к необдуманным, поспешным выводам. Давайте договоримся не вменять оные ему в вину…
— Они не поспешны и не необдуманны! — перебил, однако, меня (меня!) неугомонный очкарик. — Молодой князь слишком щепетилен, чтобы дать показания против преступницы, но я молчать не намерен! — выдал он, лихорадочно перескакивая взглядом с поручика на майора и обратно — словно не мог выбрать, к кому из офицеров лучше сейчас обращаться. — Я собственными ушами слышал, как Воронцова ему угрожала!
— От слов, даже и резких, до яда в вине — дистанция, как от Москвы до Пекина, — отмахнулся Алексеев.
— Молодая графиня не приближалась к месту происшествия, — в свою очередь заявил Петров-Боширов. — Сие установлено!
В самом деле? И когда успели?
— Кстати, а вот вы, сударь, как раз находились рядом, — на лице жандарма на миг проскользнула ледяная улыбка. — И, если уж на то пошло, имели возможность влить яд в бокал!
Ого?! Да тут уже не банальным минусом к баллам попахивает…
— Полноте, господин поручик! — в очередной раз бросился я на защиту своего несдержанного манника. — За столом господин Крикалев только и делал, что отговаривал меня пробовать сие вино! Да и пролил его именно он, если вы вдруг забыли!
Оказалось, впрочем, что здесь помощь моя очкарику и не особо была нужна.
— А как бы я, по-вашему, пронес яд в трапезную?! — запальчиво бросил он жандарму. — В горстях?
— Вот, наконец-то, хоть что-то сказано по существу, — неожиданно кивнул Петров-Боширов. — Именно сие, господин майор, — перевел он взгляд на Алексеева, — главная причина, по коей я и полагаю, что яд был добавлен в вино еще на кухне. Нет-нет, не возражайте! — остановил он старика, и в самом деле буквально взорвавшегося готовностью вступить в спор. — Сперва дослушайте. Обращение с такого рода веществами требуют величайшей осторожности. Теоретически, пролевитировать смертоносную каплю до бокала на столе несложно, сделать сие можно из любой точки зала — магическое усилие там потребуется смехотворное. На общем фоне, из-за непрерывно летающих туда-сюда блюд, никто ничего не почувствует и не заподозрит. Замечу, что организовать то же самое извне чертога, не видя цели — задача уже практически неразрешимая. Если, разумеется, не доставить яд на стол уже непосредственно в бокале, по отработанному маршруту — то есть с кухни!.. В любом случае, встает вопрос о емкости, в которой хранился яд прежде, чем попал в вино, — продолжил жандарм, после короткой паузы. — Тут подойдет далеко не всякая. «В горстях», как образно выразился наш юноша, — кивнул он на Крикалева, — сию отраву действительно не пронесешь. Так что существуют, конечно, варианты — но все они требуют долгой и тщательной подготовки. Абитуриенту такое не под силу!
— Кроме Воронцовой! — и не подумал уняться очкарик.
— Поясните, сударь! — хмуро потребовал у него Алексеев.
— Милана носит на пальце китайский перстень, — торопливо — будто боясь, что в любой момент его могут прервать — заговорил Крикалев. — Мне отец рассказывал! Он знал! В перстне том, внутри — особая полость для яда. А сам перстень — артефакт, Слепок духа. Потому никто ничего не замечает! Да сами проверьте! Перстень всегда при ней, если теперь она, конечно, его не выбросила — после того, что учинила в трапезной!
— Выбросила? — хмыкнул жандарм. — Слепок духа? Хотел бы я на такое посмотреть!
— Не понимаю, господин поручик, зачем мы с вами вообще слушаем сию чушь! — картинно вознес руки к потолку Алексеев.
— Может, и чушь, — задумчиво кивнул Петров-Боширов. — А может, и… Господин майор, вас не затруднит пригласить сюда молодую графиню?
На лице заместителя начальника корпуса явственно читалось, что сие его более чем затруднит, но, поколебавшись несколько секунд, он все же буркнул:
— Как вам будет угодно, господин поручик…
Долго ждать Милану не пришлось — не минуло и пяти минут, как Воронцова вошла в кабинет. Почтительно поздоровалась с Алексеевым, снисходительно кивнула жандарму, одарила меня взглядом тигрицы, у которой нагло отобрали законную добычу, по Крикалеву же равнодушно скользнула глазами, словно по мебели. Со своей стороны я был готов прямо сейчас втоптать сию гадюку в паркет, но в ответ лишь подмигнул — подумал, что это взбесит ее сильнее всего. И, судя по тому, как яростно сверкнули глаза молодой графини — не ошибся.