– Нет, – шепчу, с ужасом глядя в совсем черные глаза.
Расширенные зрачки. Раздувающиеся в бешенстве ноздри.
– Это не то слово, которое говорит жена своему законному супругу!
Снова резко дергает. Прижимает к себе.
Жемчуг рвется. Рассыпается по сидению, по всему салону.
Губы болят.
Он не целует. Нет. Просто терзает. Подчиняет. Снова и снова погружает меня в омут своей власти! Будто кусает. Сдавливает. Обхватывает до мучительной боли.
Пожирает меня. Выпивает все дыхание.
– Приехали.
Рвано хрипит, наконец отпустив меня. Перестав терзать.
Короткий миг передышки , и вот он снова вдавливает меня в своей мощное тело.
– Нет!
Цепляюсь ногтями в его рубашку.
Царапаюсь, чувствуя под ногтями горячую кровь.
– Невесту вносят в дом на руках!
Рявкает, прижимая еще сильнее.
Не замечаю, что мелькает вокруг.
Перед нами распахивают двери огромного дома. Кажется, все те же громилы. Даже оружие и то не спрятали.
– Давид!
В ужасе мотаю головой.
Пытаюсь призвать этот нереально огромный комок мышц и ярости хоть к какому-то здравому смыслу.
Сжимаюсь, понимая, что мы находимся в его спальне.
Он просто швыряет меня на постель.
На миг замирает. Останавливается. Тяжело дышит, пожирая меня глазами.
– Снимай.
Ледяной. Жесткий приказ.
Проводит пальцем по корсажу платья.
– Снимай!
Почти рычит.
А я… Пытаюсь отползти подальше. К изголовью. Хоть к какому-то спасению. Туда, где смогу хотя бы глотнуть воздуха. Не того, которым дышит он…
– Давид. Пожалуйста. Остановись! Ты же не такой! Ты же… Будешь жалеть потом об этом!
– Я? Да, Саида. Я жалею! Жалею о том, что дал тебе время! Но теперь все. Ни выбора, ни времени у тебя больше не будет! Снимай!
Руки дрожат.
Он сейчас не человек. Будто сам дьявол, по-настоящему одержимый.
Рефлекторно прижимаю руки к горлу.
Но он их просто отшвыривает.
Резко проводит пальцами по платью, заставляя мельчайшие пуговички с грохотом лететь на пол.
– Это наша с тобой брачная ночь! И больше. Ничего ждать я не собираюсь!
Рычит, разрывая резким рывком верх платья.
Вспыхиваю. Пытаюсь закрыться, когда его дикий, голодный взгляд опускается на мою грудь.
Челюсти сжимаются. Хрустят.
Желваки угрожающе играют на лице.
– Для него? Для него нарядилась так?
Цепляет грубо тонкое кружево соблазнительного бюстгалтера.
Да. Он слишком откровенный. Поднимает. Подчеркивает грудь. Но за тончайшим кружевом, как за паутинкой, ничего не спрятано. Соски выпирают сквозь соблазнительную ткань слишком призывно!
– Представляла, как он тебя будет ласкать!
Его рука опускается на мою грудь. Ладонь обхватывает ее полностью.
– Как разорвет на тебе от голода эту чертову тряпку?!
Скрежещет зубами. Метает молнии углями полыхающих глаз!
И вдруг…
Захватывает налитый бугорок соска двумя пальцами.
Сжимает. Перекатывает. Заставляет меня всхлипнуть, потому что он жадного прикосновения яркий огонь вспышкой простреливает перед глазами.
– Что еще?
Рычит, жадно опускаясь к моему лицу.
Дергаюсь, но хватает. Не дает отстраниться!
– Что еще, Саида?! Чтооооо?! Ты. Ему. Позволила? Что представляла про эту ночь, а?
Прикусывает отчаянно бьющуюся венку на шее.
Скользит зубами вниз. Продолжает сдавливать и отпускать до боли, до ужаса чувствительный сосок.
Черт!
В вены будто впрыскивают настоящий огонь!
Сама не понимаю, как меня начинает потряхивать. Голова сама по себе запрокидывается, а из горла вырывается хриплый стон!
– Что еще представляла? Что ему позволила?
На миг поднимает безумно горящие глаза на мое лицо.
Жадно обводит взглядом мои губы.
Так, что они начинают гореть. И так истерзанные, с отпечатанным на них клеймом его безудержной одержимости.
Поднимает глаза. Медленно. Мучительно.
Впивается в меня насквозь своей раскаленной лавой взгляда.
Прожигает и заставляет съежиться!
Но…
– Тебя это не касается!
Выплевываю дрожью ему в лицо. Сжимаю кулаки так, что пальцы болеть начинают.
– Он мой жених! А ты здесь ни при чем!
– Саида!
Хрипло. Почти нежно. Почти забытым бархатом голоса.
Но…
Это обман. Лишь скрытая, затаенная, но угроза!
Потому что в глазах еще сильнее. Еще ярче вспыхивает пламя!
Он резко опускает голову.
Обхватывает мои руки своей, жестко фиксируя, сжимая их.
И…
Трется чуть отросшей щетиной о мою грудь. Будто иголки впиваются в нежную кожу, прокалывая ее насквозь. Разгоняя по венам какой-то дикий яд…