С силой втягивает губами мой сосок, заставляя меня вскрикнуть.
– Не сопротивляйся, – шепчет, сжимая второй рукой мое бедро.
– Ты моя. Ты сама этого хочешь! Сама жаждешь!
Пышные юбки задираются.
Его палец проводит по внутренней стороне бедра.
А губы снова втягивают сосок.
С силой. Но мучительно медленно. Тягуче. Чуть прикусывает, выбивая из меня новый вскрик. И тут же зализывает ставшую твердой, до одури твердой и чувствительной горошинку соска!
– Жаждешь. Меня. Да!
– Нет!
Выгибаюсь. Пытаюсь закрыться. Крепко сжимаю ноги.
– Тсссссссссссс….
Он отрывается. Перестает мучительно терзать мой сосок.
Смотрит на меня совсем безумным, пьяным взглядом.
Один рывок, и платье с треском рвется. Просто разлетается на два куска ткани.
Отшвыривает их в сторону.
– Нет! Пусти! Я не твоя!
Пытаюсь хоть как-то закрыться. Сжаться под его пожирающим взглядом.
Я ведь почти обнажена! Эта паутинка ничего не скрывает!
Ноздри Давида раздуваются еще сильнее. Он словно зверь, почувствовавший запах крови загнанной дичи!
Медленно, с хриплым дыханием, опускает взгляд прямо туда….
А там тоже. Паутинка. И никакой возможности закрыться! И напряженный бугорок выпирает из кружева. Пульсирует, а вокруг разливается странная, горячая влага!
– Для него?!
Рычит.
Сжимает грудь еще сильнее.
Спускается бешенным нажимом губ по шее. Вниз. По самой груди.
С рычанием впивается зубами в кружево.
Дергает, одним рывком разрывая ничего не скрывающий бюстгалтер!
- Вот так…
Накрывает горячей ладонью уже обнаженную грудь.
И снова. Нежность и бархат в его голосе.
Сводит с ума. Будоражит. Заставляет жадно дышать под его могучим телом, нависшим надо мной. Под его жадным дыханием!
– Нет!
Кричу, когда его руки скользят ниже. Касаются наглыми пальцами самого сокровенного. Прижимает бешено забившийся в пульсации клитор. Поглаживает, высекая из меня самые настоящие искры! Лишая воли! И почти сознания!
– Да… Ты моя, Саида… Смотри. Как ты отзываешься… Какая ты влажная… Для меня… Ты хочешь этого не меньше, чем я…
– Это насилие! Ты меня принуждаешь! Ты! Меня! Похитил!
Задыхаюсь на каждой букве!
Потому что отстраниться не выходит!
Я просто распята под ним! Его огромными руками!
– Ты любишь меня, Саида. Признай это! И хочешь! И. Ты. Моя жена!
– Нет!
Бьюсь, как рыба, выброшенная на берег. Когда ткань трусиков так же резко разрывается под его пальцами.
Давид вклинивается между моих бедер своими.
Добирается до совсем влажных складочек. Властно раздвигает их, проникая пальцем прямо внутрь….
– Да!
– Ненавижу!
Хриплю, и закусываю губы до крови.
А его палец скользит. Вбивается внутрь и выходит на бешенной скорости. С влажными звуками, которые для меня громче раскатов грома!
– Ненавижу, – рычу. Повторяю в бессилии.
Чувствуя, как его касания раскалывают меня на части.
Как все тело отзывается. Поддается. Само распахивается перед его одержимым напором.
Толчки становятся глубже. Быстрее. Еще один палец накрывает мой клитор. Начинает его поглаживать. Прижимать. Взметая во мне дикий. Безумный ураган неизведанных прежде ощущений. Заставляя снова и снова выгибаться и выхрипывать из горла полустон-полукрик.
И его дикие глаза. Лицо, перекошенное, будто от боли. Когда он так напряженно всматривается. Застыв лицом рядом с моим. Сжимая второй рукой мои плечи. Дыша хрипло и жадно. Со свистом. Прямо в мои раскаленные губы.
Все ускоряясь своими проклятыми пальцами. Высекая из меня искры, что летят прямо из глаз!
– Ненавижу!
Выкрикиваю, почти срывая голос.
А тело выгибается струной, даже не смотря на то, что держит крепко.
И судороги там, внизу, в самом лоне, сводят с ума.
Простреливают все тело, накрывая в каком-то мучительном блаженстве меня всю насквозь.
– Ненавижу, – еле шепчу. Еле способна шевелить языком, бессильно падая на подушки.
Тело все еще пылает. Горит . Содрогается. А его палец все еще внутри. Но теперь так нежно. Так… бархатно, тягуче и нежно.
И новые спазмы пронзают, прошибают насквозь.
А из глаз сами собой брызгают горячие слезы.
Почему? Почему я совсем не могу ему сопротивляться?
Почему он способен творить со мной это безумие и заставлять задыхаться?
– Тссссс…. Саида…
Поднимает меня на руки. Прижимает к своей огромной, раскаленной груди.